Сволочи. Тевтонские варвары. Сытые тевтонские варвары.
Ненависть кипит в наших сердцах.
Мы нашли их у самой опушки. Белый саван тумана укутывал неподвижные тела, словно одеяло.
Выпрыгнув из окопа, Томми и Серж бегут к убитым. Подняв винтовки, мы всматриваемся в серую мглу, ожидая нападения.
Как это по-немецки: бросить мертвые тела как приманку!
Мы ловим каждый шорох, чтобы огнем прикрыть наших товарищей.
Вероятно, немцы чувствуют нашу решимость: ни единой ветки не колышется, все словно вымерло.
Через минуту Томми и Серж возвращаются.
– Мы должны прочесать рощу, – говорит Томми.
Голос его дрожит от ярости.
– Вы бы видели, что они сделали с Сэмом! – говорит Серж.
Мы снова в блиндаже. Похоже, мы потеряли счет времени: над окопами по-прежнему стелется туман, солнце так и не появилось, утренний сумрак сменился вечерним. Несколько раз мы прочесали рощу, но не встретили ни одного немца.
– Наверное, это лесные звери, – неуверенно говорит Грег, – волки или медведи… вы же видели Сэма?
Горло Сэма было разорвано, голова едва держалась на лоскуте кожи и кровавом, обнажившемся позвоночнике. Черты искажены гримасой боли, хорошо знакомой любому, кто закрывал глаза другу, заживо выпотрошенному осколком гранаты… гримасой боли и нечеловеческого ужаса.
– Медведи тут ни при чем, – говорит Томми, – это немецкий зазубренный штык. Мы же знаем, они специально такие делают!
Это правда: мы ненавидим зазубренные немецкие штыки. Если кто попадает к нам в руки с таким штыком, мы приканчиваем его этой же пилой. Чтобы знал.
– Вспомните Орельена, – продолжает Томми. – Его что, тоже медведь задрал?
Какой там медведь! Орельену одним ударом перерезали сонную артерию. Его мертвое лицо было спокойно; казалось, он даже доволен, что все кончилось именно так.
– Я ему немножко завидую, – говорит Серж.
Голос его дрожит.
Мы знаем, что надо отступать, но не можем заставить себя тронуться с места.
Сколько дней мы уже здесь? Два? Три? Пять? Неделю?
– Я думаю, это ловушка, – говорит Томми, – немцы оставили отравленную еду. Вспомните: сначала кошмары, потом слуховые галлюцинации, потом упадок сил…
– Я знаю, в чем дело! – говорит Грег. – Это хлеб! Хлеб со спорыньей! Я читал статью профессора фон Малхина. Грибок спорыньи вызывает видения. Все религиозные войны, все народные волнения – все совпадает с периодами активности этого грибка. И хлеб, который мы ели, – он наверняка был заражен.