— Смотри-ка, — внезапно прошептал
Шарль. — Это же карета Альвендуа?
В самом деле, мимо нашего окна
проехала карета с весьма знакомым оформлением, до сих пор
вызывавшим у меня нервную дрожь.
— Герб их, — согласилась я. — За эти
годы я его наизусть выучила. Неужели в Совет? Они же разругались
тогда, когда Альвендуа выдали страшную тайну и ничего не получили
взамен. Тётя рассказывала, что леди Альвендуа отзывается о Фаро, не
выбирая выражений, называет его мелочным старикашкой, не
выполняющим обещаний.
— Это не мешает ей его навещать, —
заметил Шарль.
— Или не его, — предположила я.
Карета остановилась, и из неё
действительно выбралась леди Альвендуа, тяжело опираясь на руку
подскочившего лакея.
— Разногласия закончились? — протянул
Шарль.
— Возможно, у неё появилось ещё
что-то для торговли? — предположила я. — Только надеюсь, что в этот
раз она хочет устроить брак Вивианы и Филиппа Третьего.
Шарль подавился смешком.
— Не любишь ты его.
— Разумеется, не люблю. Достаточно,
что его любит Люсиль.
— Мне кажется, она к нему тоже
остыла.
Мне ужасно не понравилось
прозвучавшее в его словах обвинение в сторону Люсиль.
— Мне кажется, что он что-то для
этого сделал. Или сказал. Помнишь, когда они поругались и Люсиль
его видеть не хотела.
Шарль вздохнул. Похоже, он либо знал,
либо предполагал, что там произошло, но спросить я не успела,
потому что в здании Совета раздались подозрительные хлопки и
засияла многоцветная иллюминация. Леди Альвендуа, не успевшая
зайти, завизжала так, что донеслось до нас. Я чуть не подавилась
десертом от неожиданности.
Единственный, кто не растерялся, —
это Шарль. Он подозвал официанта, спросил счёт и небрежно
поинтересовался:
— И часто здесь так весело?
— Впервые вижу, — ответил официант. —
У нас очень спокойное место. Здесь никогда ничего подобного не
происходило. Да хоть подшивки газет посмотрите.
Он неожиданно разволновался, и Шарль
успокаивающе сказал:
— Да верю я вам, не переживайте. У
вас замечательное кафе, и мы к вам ещё раз непременно придём. Нам
всё очень понравилось. Правда, дорогая?
— Особенно утка, — согласилась я.
Но больше ничего сказать не успела,
потому что в кафе влетел взъерошенный Франциск, потерявший кусок
пера со шляпы, что раньше я считала совершенно невозможным, и
истошно заорал:
— Срочно! Удираем!