– Барин! А как надо? Игорь Викторович скорей не провёл, протащил дурёху в семейную опочивальню. Ох, бесстыдник. Пока Марфуша пялилась на одеяло, Игорь Викторович занимал позиции. С кем поведёшься, от того и наберёшься. Не хочется об этом, но тут без влияния быка АНАТОЛИЯ ЛЕОНОВИЧА не обошлось. Во всяком случае, Марфуша взверещала было, зажать, что надо не зажала. Юбка на голову, носом в подушки.
– Ох! Ух! Ой, мамка! Ой, больно! Ой, барин!!!
– Марфуша! Я Тебе Рубль Подарю!
Надо сказать, добрый Игорь Викторович обещать обещали. НО ПЛАТИТЬ, НИКОГДА НЕ ПЛАТИЛИ. Так в недрах умирающего крепостного права зарождался российский капитализм. И его яркий представитель, Игорь Викторович Арсеньев, сейчас ехал верхом на Марфуше уже в четвёртый раз. Перепачкал семейное ложе останками Марфушиной невинности. Сопел и пыхтел как бык. И забыл обо всём, как легкомысленный юный телёночек. Но каркает, каркает в саду на берёзе КАКАЯ-ТО ПОСТОРОННЯЯ ВОРОНА. Наслаждайся, наслаждайся Арсеньев, попасись, вот ещё так сделай. Извернись и ещё эдак сделай. Получи удовольствие. Но помни! Есть муки ужасные. Есть козни сатанинские. И если ты что забыл, не беда. Можно и напомнить.
– Барин. А вы мне, правда, заплотите?
– Тьфу, на тебя, Марфуша. Какая ты корыстная.
О, вихрь бала! Мы улетаем совсем в другой мир. И если Арсеньева там нет, сам виноват. Он сам сделал свой выбор. Ослепительный свет свечей. Дамы ослепляют своими нарядами. Мужчины все в ранге не ниже графа или на худой конец барона. Попадается много князей и княгинь. Но Государь Император с княжной Юрьевской сегодня не приехали. Княжна сегодня первый раз дала, и пожилой Самодержец Всероссийский переживал как мальчишка пятиклассник. МОГУ ЕЩЁ!!! НЕ ТАКОЙ Я ЕЩЁ СТАРЫЙ. Гремит оркестр, танцы всё какие-то дикие: вальсы, мазурки и прочие полонезы. Бал открывает хозяин, граф Неубей-Семишкурный. Никогда ещё он так плохо не танцевал. Трех графинь увезли домой с переломами ног. Княжна Долгоногая отделалась вывихом и поклялась, что на этот бал она больше ни ногой. А граф ждал удобного момента. Вот он, его страшный враг, развратный Кабыздох-Охтинский танцует с его Лизой. Он шепчет ей омерзительные слова. И она, подлая изменница, она чему-то улыбается. Ах, если бы знал граф. О чём думает его Лиза. Лиза думала об Арсеньеве. Она не могла, она не хотела забыть первую любовь. И сама нечаянно наступила Кабыздох-Охтинскому на ногу. Князь поморщился, а Лизе безумно захотелось мороженого. Забыться с блюдечком шоколадного, фруктового, на худой конец крем-брюле. Если съесть грамм 300—400, может быть мне станет легче. Муж стоит у блюда с мороженым и манит меня к себе. Какой он у меня всё-таки заботливый. Он любит меня.