Проблемы возникали, когда аналогии обрывались, поскольку дело касалось не соответствующих моему прежнему опыту обстоятельств. Возьмем хотя бы местную денежную систему. Я с большим трудом поняла соотношение стоимости монет разных металлов, имеющих одинаковые названия. Деньга могла быть золотой, серебряной, медной, и все одно – деньга. А кроме нее в ходу те самые прутки серебра. Нет, лучше обходиться без денег! С ценами продажи природных богатств на рынке полный мрак. Как я ни старалась, не разобралась, но надеялась списать малограмотность на свое дремучее происхождение.
А еще мне было до слез обидно. Как могло в этом благополучном мире, живущем под присмотром одаренных, вызреть большое зло? Конечно, люди – они все разные и за долгие века истории неизбежно найдется хоть один мерзавец: не только умный и расчетливый, но и просто – везучий… Снавей всегда было откровенно мало, на месте они не сидели. Относились к ним, как сказал Риан, по-разному в разных странах. Где-то почитали и уважали, в иных местностях завистливо присматривались, а порой и избегали. Люди не любят непонятного. И еще – они очень быстро привыкают к дармовому благополучию: позвали снавь – и здоровы. Пошумели – и хлынула война без большой крови. А чего это стоит одаренным, многие и не думали. Ох, будет время, я с ними разберусь. Надо бы закон прописать или некий «договор», ограничивающий как право одной стороны звать без крайней нужды, так и глубину вмешательства другой – то есть снавей. Потому что очень хочется верить: все будет хорошо. Они вернутся.
За размышлениями дорога продвигалась легко, к вечеру я достигла леса и взбодрилась: после трех дней тяжелого болота оказалось особенно приятно пританцовывать на теплом песке, заплетенном сухими мхами и ласковыми травами, ощущая кожей нагретые солнцем за день стелющиеся по поверхности корни. Тем более босиком, поскольку обувью я, понятное дело, так и не разжилась.
Липы и дубы росли просторно, со слабым подлеском, опушающим лощины. Закатное солнце изредка пробивало лес узким, почти горизонтальным багровым лучом, словно прощупывало бдительно, выискивая непрошеных чужаков в самых тайных логовах.
А вот и охранник! На холм неправдоподобно беззвучно для такой махины выдвинулся матерый секач, два аршина с лишним в холке, первый рыцарь местных турниров. Хрипло вздохнул, буравя низинку недобрым взглядом и нервно поводя клыкастой мордой, особенно внушительной при эффектной багровой подсветке. Я вежливо поклонилась, приостановившись. Он был великолепен.