И они пошли к Володе, а я мне пришлось идти к Свете, которая и
духом не ведала, что она теперь моя девчонка. Честно говоря, я
так-то её и знать не знал, училась она в другой школе, была на год
старше, а видели мы её только потому, что она была двоюродной
сестрой Маши Никитиной и каждый день приходила забирать её из
школы.
Я подошел к девочкам и они все тут же замолчали, как будто
только этого и ждали. Девочки, как я заметил, вообще любили делать
что-нибудь «заодно». Не «вместе», как мальчики, а именно «заодно»,
что, скорее, ближе к «одинаково». Уж поверьте, если мальчики
попытаются сделать что-нибудь «одинаково», то чёрта с два получится
– каждый наворотит самодеятельности и будет доказывать, что так и
надо делать всем остальным. А вот у девочек…
- Ты чего? – спросила Маша.
Я выплыл из раздумий и посмотрел на неё. Затем кивнул на
Свету.
- Я к ней, - сказал я.
- Ко мне? – удивилась Света.
Я тяжело вздохнул и кивнул.
- К тебе.
Она осмотрела меня с ног до головы. Другие девочки
захихикали.
- Ну ладно, - пожала она плечами. - Чего хотел?
- Портфель, - спрашиваю, - донести?
- Справлюсь. Маше лучше помоги.
- Что мне Маша? Я твой хочу понести.
Она засмеялась и протянула свой пакет.
- Ты у меня где портфель-то увидел? На, рыцарь, неси. Маша, а ты
тогда давай мне портфель свой.
Так мы и пошли – я нёс Светин пакет, Света несла Машин портфель,
а Маша ничего не несла, а только хихикала. Я жалел себя и тяжело
вздыхал.
Несколькими днями позже я заметил, что Володя стал пахнуть
по-другому. Я долго принюхивался, пытаясь понять, что же это за
сладость такая, о которой я ничего раньше не слышал, но так и не
смог разобрать. Вскоре этот запах уже витал по всей школе, и многие
ученики останавливались напротив нашего кабинета, с наслаждением
вбирая в себя аромат, доносящийся из-за двери и, улыбаясь, шли
дальше по своим делам. В начале дня этот запах был с какой-то еле
заметной горчинкой, но ближе к концу занятий, когда Володя начинал
беспокойно елозить на стуле и постоянно смотрел на часы, запах
становился сладким, с ароматом каких-то неведомых цветов. Как
только звенел звонок, Володя как мог быстро вставал со своего
места, собирал со стола вещи и, торопливо прощаясь, выходил на
улицу, где потом застывал посреди двора и ждал свою Олесю. Я тоже
не желал отставать от товарища в любовных вопросах и продолжал
таскать Светин пакет до самого её дома. Идти было далеко и особенно
тяжелым этот путь был оттого, что Света с Машей не переставали надо
мной хихикать. Ещё хуже было то, что Маша растрепала об этом всем,
кому можно, и теперь каждый уважающий себя мальчик при любом случае
не забывал меня подкалывать. С Володей мы встречались всё реже и
реже, и всё чаще при наших встречах присутствовала Олеся. Самым
обидным было то, что над Володей по этому поводу никто не смеялся,
а наоборот, все его подбадривали и хвалили. Дошло, наконец, до
того, что однажды Света, идущая впереди меня, вдруг так резко
остановилась, что я чуть не стукнулся об её спину низко опущенной
головой.