Я тебя не променяю - страница 7

Шрифт
Интервал


Очень хотелось узнать «Зачем?», но вряд ли Герман ответит, при Варе, недаром же просил Сашу задержаться. Чтобы остаться с ней один на один. Но, действительно ‒ зачем? Это даже интересно. Всего же на несколько минут, а если позовёт куда-то, она с ним однозначно не поедет.

Герман не отводил вопросительного взгляда, но тот совсем не раздражал острой навязчивостью, был… У Саши не получалось подобрать точного определения. «Робкий» и «скромный» ‒ это точно никак не вязалось с Германом. Если бы говорилось про голос, вполне подошло бы «тихий, бархатный, глубокий».

‒ Ладно, ‒ согласилась Саша, посмотрела на Варю. ‒ Иди. Я скоро.

Та поджала губы, но не возразила, а к подъезду не зашагала, а, скорее, попятилась, предполагая, что в любой момент подруга может передумать, задержалась в проёме, придержав дверь. А когда та всё-таки захлопнулась за её спиной, Саша спросила:

‒ И что вы хотели?

У Германа приподнялись брови, выразив то ли недоумение, то ли лёгкую обиду.

‒ Саша, а почему на «вы»?

‒ Потому что вы старше, мы малознакомы, ‒ пояснила она. ‒ Мне так привычней. ‒ А потом добавила: ‒ И удобней.

‒ А мне как-то не очень удобно, ‒ Герман шутливо насупился, между сведёнными бровями образовалась неглубокая складка. ‒ И то, что старше, не всегда повод. ‒ Он улыбнулся, и сразу лоб его снова стал правильно гладким. ‒ Ну а то, что малознакомы, так это легко исправляется. Ведь правда?

Его голос приятно обволакивал, искренним, проникновенным интонациям легко верилось, и слова он говорил такие, которым не было смысла возражать.

‒ Ну да.

‒ Тогда, может, возьмём и исправим? Познакомимся получше. Съездим куда-нибудь или просто прогуляемся, поговорим.

‒ Прямо сейчас?

Фразу Саша выбрала неудачную, просто сказала первое, что пришло в голову, не думая, а надо было, как и отыскать что-нибудь другое, более однозначное, исключающее любую вероятность, а не предполагающее разные варианты, позволившие Герману подумать, что если не в данный момент, то вполне возможно потом. Хотя он не собирался ждать, проговорил невозмутимо:

‒ А почему бы и нет? Саша.

Раз за разом, при каждом удобном случае и без, он повторял её имя. Словно получал от этого удовольствие. И звучало оно всё так же чувственно и нежно, и тревожило, тревожило вдвойне: этой своей особой интонацией и тем, что невозможно было не проникнуться ею. Что-то внутри непременно отзывалось, притупляя трезвое восприятие, рождая желание услышать снова и снова. И под его влиянием не так-то просто оказалось сказать: