Мое тело решало так каждый раз, когда
чувствовало кедр и сандал — и что-то еще, бывшее такой же
неотъемлемой частью образа замдиректора по экономике и финансам
Ростислава Евгеньевича Макарова, как и ямочка на его правой щеке.
Ему — то бишь моему телу — было все равно, что и я, и Ростислав
Евгеньевич — люди несвободные, что у него есть жена и сын, что у
меня есть мой заботливый и ревнивый Лукьянчиков, за которого, между
прочим, я вышла замуж вроде бы даже и по любви.
Ему было все равно.
Оно упорно намеревалось доказать мне,
что у меня и Ростислава Макарова есть много общего, и для того,
чтобы это общее наконец-то хорошенько разглядеть, мне нужно всего
лишь улечься с Макаровым в постель.
Я уходила с работы не из-за
Макарова.
Но я хотела покинуть свой кабинет, не
простившись с ним.
Я обернулась, кривя губы в нервной
улыбке, так не похожей на ту, что расцветала на моем лице при
встречах с ним раньше. Перед внутренним взором мелькнула я сама:
черная юбка-карандаш, темно-синяя блузка с рукавами до локтя и
белыми манжетами, строгий пучок. Вежливая улыбка очень даже к
месту.
Но почему не улыбается в ответ
он?
— Юстина Борисовна, не знал, что вы
увольняетесь. — Ростислав придержал полуоткрытую дверь рукой, но
порога не переступил, так и остановился на границе ничьих и пока
еще моих владений.
— Ростислав Евгеньевич, не знала, что
вы вышли из отпуска, — сказала я, принимая новые правила игры.
Замдиректора по экономике и финансам,
не знающий, что начальник экономического отдела уходит из
организации? Это было так же реально, как солнце, всходящее на
западе.
— Если вы уже простились, буду рад
оказать вам последнюю любезность и сопроводить вас до дома.
И на мгновение мое сердце
остановилось.
...Меня в коллективе невзлюбили с
первого дня. Я приехала в большой город из глухой деревни, нашла
работу в транспортной компании «Горский» совершенно случайно, по
объявлению, и сразу стала получать персональную надбавку, почти
вдвое превосходящую «персоналки» других экономистов отдела.
Естественно, кто бы такую
«взлюбил».
Я, то бишь Юстина Борисовна на тот
момент еще Туманова, двадцати семи лет отроду, оказалась на Севере
как многие подобные мне наивные дурочки. «Повелась» на вакансию в
газете, обещавшую за баснословные деньги работу в какой-то новой
организации, отдала последние кровные за билет до Нового Уренгоя...
и осталась с носом, потому как, взяв с меня за «формальности и
чтобы побыстрее», мой будущий работодатель испарился и с деньгами,
и вакансиями вместе. Я сидела в зале ожидания железнодорожного
вокзала, утирая слезы и укоряя себя всеми нецензурными словами,
которые знала, и от нечего делать листала оставленную кем-то на
скамейке газету. Там я на объявление и наткнулась.