относить не успеваю. Евку вот
не успела, сказали: поздно, нельзя. Пришлось оставить.
Она говорила об этом так легко —
будто не о человеке, а о щенке, которого решила не топить, потому
что у него уже открылись глаза, и потрепала Еву по голове так
небрежно — будто и вправду щенка. Вот только щенок откликнулся бы
даже на такую ласку. Ева же словно вообще не почувствовала
прикосновения, так и глядела в окно, равнодушно и молча, не
нуждаясь в матери так же явно, как в ней не нуждалась сама
мать.
— Вот папашка наш с зоны вернется,
подарочек ему будет. — Анчутка хрипло засмеялась и все-таки
закашлялась влажным кашлем курильщицы. — Порадуем папашку,
пора-адуем...
— Ань, может, не надо при ребенке? —
не выдержала я.
— Ой, да что я сказала-то? —
протянула Анчутка с новым хриплым смешком и снова повернула дочь к
себе за плечо. — Ну-ка, Ева. Как папу зовут?
— Вая, — ответила девочка почти
сразу.
— И где сейчас Вая? В тюрь-ме. Скажи
тете Юсе, «в тю-юй-ме».
Костя затормозил так резко, что нас
дернуло вперед. Я и не заметила, что мы оказались возле Анчуткиного
дома, и сначала было даже подумала, что мой муж просто не выдержал
происходящего, этого извращенного, сюрреалистичного диалога между
матерью и дочерью, который в нормальном мире просто никогда не
должен был случиться, не выдержал — и решил высадить их посреди
дороги.
— Выходите. — Костя почти рычал, и я
поняла, что он все-таки на пределе. — Приехали.
Аня спихнула девочку с колен и
взялась за ручку двери, чтобы ее открыть... и замерла, наливаясь
ядовитой пьяной злобой, такой же уродливой, как и она сама.
У нее не хватило бы храбрости на
выпад, будь она трезва. Но теперь в Анчутке бурлила водка — и водка
заставила всю ее грязь вылиться наружу — как нечистоты выливаются
из прорванной трубы.
— «Выходи-ите».
«Прие-ехали», — зашипела она, как змея, брызгая слюною. —
Противно тебе, Костя? Мерзко тебе? Коне-ечно, я-то для тебя второй
сорт, пустое место, грязнуха вшивая... Сына моего они, видите ли,
кормили. По гроб жизни я им теперь обязана из-за этого, нос воротят
они от меня теперь!.. Да ни тебя, ни твою мать никто и не просил
его кормить!.. Налили тарелку супа они раз в неделю, нашлись
благодетели, смотри-ка...
— Пошла вон, — сказал Костя
спокойно.
— «Пошла вон?»! Да пошел ты сам,
Костя! — зарычала Анчутка и добавила следом порцию отборного мата.
— Оба вы... пошли!