Мама и папа троекратно расцеловали
Костю, а Костин папа чуть коснулся губами моих щек, а потом мама
вдруг оглушила всех громогласным «ой, Борь, что ж ты не напомнил, я
ж забыла», после чего понеслась в прихожую за своей хозяйственной
сумкой, с которой пришла.
И Костя потерял дар речи, когда она
извлекла из ее недр теплый темно-зеленый свитер из толстой шерсти с
высоким воротом и протянула ему.
— Хотела еще и варюжки, но
не успела. Давай-ка, сынок, размер глянем, не коротко ли?
— Я ткнула Костю в бок и он, все еще ошарашенный, поднялся, чтобы
мама могла приложить свитер к его спине. — А рукава? Ну-ка, вытяни
руки.
— Да пусть оденет, — сказал Костин
папа, чуть заметно улыбаясь такой же, как у Кости, лукавой тонкой
улыбкой. — Константин Матвеич, ну-к, принарядись.
Костя надел свитер, и он был впору,
но мама еще немного покрутилась возле, чтобы убедиться, что рукава
не коротки и в плечах не узко.
— Это Устя у тебя свитер стащила. Я
по нему вязала, — сдала меня она с потрохами, и Костя вдруг будто
опомнился: неловко обнял ее и едва заметно запинаясь,
проговорил:
— Вот это подарок! Спасибо, теть Лен.
Такой мягкий он и теплый, ну, теперь точно на Северах не
замерзну.
— Варюжки с Устей передам тогда, —
уточнила мама, улыбнувшись, когда следом за ней Костя обнял и меня
тоже, чтобы чмокнуть в волосы и отпустить. — Тоже цвет такой,
только узор другой и с желтеньким немножко. Устя привезет.
Спустя немного времени Фарида пошла в
кухню, чтобы поставить чайник для чаепития с баурсаками. Мои
родители и Костин папа разговорились о каких-то общих знакомых, и
Костя, воспользовавшись передышкой, выбрался из-за стола
покурить.
Я увязалась за ним. Вышла на крыльцо,
встала рядом, прислонившись спиной к резным каменным перилам, и с
улыбкой стала наблюдать за тем, как он зажигает свою неизменную
«спичку».
— Чего это ты развеселилась? — Он
заметил.
— Да так, — сказала я, пожимая
плечами. — Детство вспомнила. Мама моя сколько чилиговых веников на
меня извела. Иной раз только у бабули я от нее и спасалась.
Как обычно, при упоминании моей
бабули Костино лицо просветлело, но тут же на него снова набежала
глубокая тень. Он оперся локтями на перила и устремил взгляд
куда-то вниз по улице, туда, откуда уже скоро должны были
показаться первые коровы нашего деревенского стада: одна, пять,
десять, — а потом воздух наполнится густым низким мычанием, тяжелым
переступом ног и запахом травы, и по дороге, оставляя за собой след
из коровьих лепешек, потечет настоящая разноцветная река. Наша
корова, Лысёнка, должна была скоро прийти домой с этим стадом.