— Господин!
Из-за дома выскочил Ловкач, таща за
собой мальчишку лет девяти.
— Прятался в погребе.
Я кивнул:
— Отлично, продолжаем.
Через два часа мы собрали два
десятка детей. Почти все они нашлись в одном месте, в ещё одном
большом погребе. Два младенца у них орали так сильно, что даже
оттуда их было слышно.
Мы вытащили их всех под солнце,
замёрзших, щурящихся. Лишь один старше десяти. Зато четверо только
ходить научились. Не считая младенцев.
Те, согревшись, зачмокали тряпицами
с жёваным хлебом.
Кодик покачал головой:
— Эх, как так, что мамки не успели с
собой взять?
Мальчишка с пронзительно голубыми
глазами Предка Дисокола повёл головой:
— Всё мы успели. Мамка у меня всегда
правду чует. Сказала, всё очень плохо будет и детей нужно
прятать.
Самый старший из найденных, пацан
лет двенадцати, с густой шевелюрой, державший на руках одного из
младенца, кивнул:
— Он ко мне, я отца поднял, он... —
пацан сглотнул комок в горле, справился с собой, — он старостой
был. Приказал укрыть, кого увижу, господин идар. Я всё сделал, как
он сказал, Зайку сохранил.
Кодик переглянулся с Наглым. Тот
пожал плечами, словно отвечая на безмолвный вопрос. Кодик тут же
отвёл взгляд и сказал мне:
— Господин, мы сделаем перевязки для
младенцев. Мелких детей на спину, ну а остальные своими ногами.
Ловкач напомнил:
— И еды, еды набрать на всех.
Поварёнок, который обычно и варил
кашу, кивнул и несмело добавил:
— Скотину бы отпустить.
Теперь уже сморщился я. Ничуть не
хуже Глебола. Столько времени терять. Не мог сразу, когда мы только
начали обходить дворы, подать эту мысль?
Поварёнок отшатнулся, я успокаивающе
поднял руку, убирая с лица гримасу:
— Давай займись. Всё равно уже
солнце садится. Не идти же нам в ночь? С рассветом и двинемся.
Сын старосты шагнул вперёд:
— Господин, мы поможем. Мы
быстро.
Я лишь кивнул разрешая. Спохватился
лишь об одном:
— Девки пусть останутся с
младенцами.
Не скажу, что эта ночь, ночь с
плачущими младенцами, была лучшей в моей жизни. Но и худшей она
точно не была. Уж лучше просыпаться от воплей детей, чем от ледяных
прикосновений теней и остановившегося сердца.
Даже мне утром пришлось примерить на
себя перевязку. Несколько кусков полотна обхватывали плечи и
поясницу, устроив на мне что-то вроде упряжи для седока за
спиной.
А у Наглого, кроме такой же за
спиной, перед грудью ещё один младенец висел. Я лично выбрал, кто
будет тащить эту ношу. Он не только Наглый, но ещё и двужильный.
Лишь немногим слабее Кодика. Второго младенца, девочку Заю, так и
тащил её брат, сын старосты. Никому не отдал в руки.