– Всем встать.
Джо с Томасом встали вместе с остальными. Джо никогда не испытывал трудностей с покаянием. Он каялся, насколько это возможно для человека с его грехами, жертвовал десятки тысяч долларов на больницы, школы, приюты, строительство дорог и канализации, и не только в Бостоне, где он вырос и где ему принадлежали несколько компаний, или в Айборе, где прожил почти всю взрослую жизнь, но и на Кубе, где проводил немало времени в западной части острова на табачных плантациях.
Он в самом деле поверил на несколько минут словам старого священника. Одной из самых больших тайн Джо был именно страх одиночества. Он не боялся остаться один – это он даже любил, – но это было одиночество, которое он создал сам, и его можно было развеять щелчком пальцев. Это одиночество он заполнял работой, филантропией, родительскими заботами. Он держал его под контролем.
В детстве он не умел держать его под контролем. Одиночество ему навязали, причем, по иронии судьбы, люди, считавшие, что так и должно быть, что ребенок должен расти в одиночестве, спали в соседней комнате.
Он посмотрел на сына и погладил его по голове. Томас взглянул на него вопросительно, немного испуганно, а потом улыбнулся. Потом повернулся к алтарю.
«Ты будешь очень во мне сомневаться, когда подрастешь, – думал Джо, опустив руку на плечо сына и задержав ее там, – но ты никогда не будешь нелюбимым, нежеланным и одиноким».
После мессы никто сразу не расходился, и потом еще столько же толпились у церкви.
Выйдя на ясный утренний свет, мэр Белгрейв с женой остановились на церковном крыльце, и все тут же их окружили. Дион приветствовал Джо кивком, и тот кивнул в ответ. Потом Джо с Томасом пробрались через толпу, завернули за угол церкви и пошли к задним воротам. Там находилась приходская школа с огороженным школьным двором, где «парни» собирались каждое воскресенье, чтобы поговорить о делах. К первому двору примыкал еще один, поменьше, предназначенный для младшеклассников, где собирались мамы с детьми.
Джо остановился в первом дворе у выхода, а Томас пошел дальше, к детям. Джо охватило ощущение беспомощности и даже горечь, когда он смотрел, как уходит сын. Жизнь, конечно, череда потерь, – Джо это знал. Но в последнее время чувствовал острее, чем раньше. До университета его сыну оставалось еще восемь лет, но каждый раз, когда Томас куда-нибудь уходил – все равно куда, – Джо казалось, что тот уходит из его жизни.