На языке мед, а в душе яд.
В нашем театре нужно открыть донорский пункт по приему яда у актрис, как крови у доноров.
* * *
– Думать жопой у нас может каждый, вы попробуйте подумать головой! – не выдержав накала страстей, орет на молодую актрису режиссер.
Раневская, которая устала от бесконечных повторений сцены из-за плохой игры именно этой актрисы, фыркает:
– В данном случае не вижу разницы!
* * *
Мне нельзя ходить в гости. Слишком часто забываю правила приличия и начинаю говорить правду.
* * *
Мы все делаем верно. Только не вовремя…
* * *
Он признает восхищение только в купюрах.
* * *
– Женщины или умные, или красивые…
Раневская задумчиво:
– Бывают исключения.
– Умная красавица? Это слишком большая редкость.
– А тупая уродина?
* * *
Не переживайте из-за клеветы. Люди часто клевещут на талант из-за недосягаемости.
* * *
Плевать ничтожеству на гиганта опасно – плевок вниз возвращается.
А голову пришлось оставить дома – нет подходящей шляпки
* * *
Однажды, когда Марецкая после выступления на торжественном собрании спустилась с трибуны в зал, Раневская заметила ей театральным шепотом:
– Соболезную.
– Чему?!
– Ты умудрилась не упомянуть заслугу министра культуры.
Вера Петровна, которая прекрасно знала, о чем и как следует говорить, побледнела – неужели пропустила часть заготовленного заранее текста?! Некоторое время беспокойно ерзала на своем месте, потом написала записку и отправила ее в президиум режиссеру Завадскому.
Парадные речи с трибуны в те годы многие произносили, но никто не слушал, набор фраз в них был заранее известен. Завадский тоже не слушал речь Марецкой. Получив записку, он разволновался, ведь вместе с актрисой мог пострадать и сам. Спросил у соседа по президиуму, тот лишь пожал плечами, мол, отвлекся, не слышал.