. 17 марта Липскому было дано указание информировать Геринга о готовности правительства Польши учитывать интересы рейха в контексте «возможной акции против Литвы».
Предполагалось, что польские и германские войска войдут в соответствующие районы Литвы одновременно[88].
Антилитовскую затею сорвало советское предостережение. В отместку Варшава попыталась сколотить враждебный Советскому Союзу блок государств (западные соседи СССР плюс Югославия и Греция). Имелось в виду таким способом затруднить оказание советской помощи Чехословакии и Франции в случае их конфликта с Германией[89]. С румынами проговаривались варианты территориального раздела европейской части Советского Союза[90].
Варшавский экстремизм по отношению к ЧСР выводил из себя даже англичан. На их призывы к сдержанности поляки 22 сентября 1938 года высокомерно заявили Галифаксу, что Бек не видит причин обсуждать с Лондоном какие-либо мероприятия, которые он считает подходящими для обеспечения «справедливых польских интересов»[91].
Лукашевич, посол Польши в Париже, предрекал в беседе с послом США 25 сентября 1938 года, что кризис выльется в конфликт мировоззрений между нацизмом и большевизмом и с Бенешем как агентом Москвы. Польша введет войска, помимо района Тешина, также в Словакию, образуя общий фронт с дружественной Венгрией. Польский дипломат не исключал, что за этими действиями последует «русская атака» на Польшу, но поляки ее не страшатся. В течение трех месяцев Германия и Польша, хорохорился Лукашевич, обратят Россию в «дикое бегство»[92].
Лукашевич приподнял пелену, что окутывала (или должна была окутывать) тайну[93]: Варшава и Берлин обговаривали детали синхронных военных действий против Чехословакии и согласовывали линии разграничения сфер интересов. Поляки допускали, что при военном сценарии развития событий они могут взять на себя функцию забойщика.
Примем на минуту, что прогноз Лукашевича сбылся бы и Чехословакия стала объектом не косвенной, а открытой агрессии. Начальник генерального штаба германских сухопутных сил Л. Бек оппонировал тогда Гитлеру не потому, что был против «очищения дела Чехии» (слова генерала). К отдельной, ограниченной военной операции вермахт готов, но в европейской и, особенно, в мировой войне Германия, по оценке Бека, не имела шансов. На что рассчитывали польские политики и военные, пристегивая себя к рейху? На подарок судьбы? Или на то, что расползание войны на восток заставит Англию и Францию подстроиться под «победителей», коими они видели себя в союзе с Германией?