Реакция Путина. Что такое хорошо и что такое плохо - страница 2

Шрифт
Интервал


Наверное, стоит пояснить, о каких именно событиях идет речь. Хронологические рамки я взял такие – с лета 2012 года, то есть с разгрома Болотной площади и последовавшего за ней разгрома нелояльных Путину журналистов, среди которых оказался и я, – до лета 2013-го, до вынесенного в Кирове приговора Алексею Навальному и последовавшего за приговором неожиданного его освобождения, которое сейчас (а я и пишу эти строчки сейчас, как раз этим летом, не зная, что будет дальше) выглядит как символ странной, с явным подвохом, но все равно надежды. Год реакции и год рефлексий; люди, которых пропаганда назвала «креативным классом», испуганно наблюдая за первыми арестами по политическим делам, за судебными процессами, за гайкозкручивающими инициативами парламента, – эти люди вдруг увидели, что их картина мира не вполне адекватна тому, что есть на самом деле. Даже в мелочах и даже в базовых ценностях, прямой связи которых с тем, что происходит вокруг, до сих пор не замечает почти никто.

2013 – юбилейный год. Двадцать лет исполняется первому настоящему разгрому оппозиции – московским событиям 1993 года. О том, что 1993 год стал политической родиной для Владимира Путина, о самом существовании которого тогда знал только узкий круг ценителей в Петербурге, – об этом я писал еще в 2010 году. Теперь, по мере приближения к юбилейным датам осени, я даже сам начал пугаться той частоты, с которой я теперь обращаюсь к этой теме. Готов повторить – да, я уверен, что и «Болотное дело», и «гребаная цепь», и даже «Кировлес» – все началось именно тогда, когда Борис Николаевич Ельцин решил вдруг, как было принято говорить в советскую старину, сосредоточить в своих руках необъятную власть. Тюремщики и прокуроры, судьи и «кураторы из администрации» – все они вышли из шинелей ельцинских танкистов 1993 года, и я не перестаю надеяться, что когда-нибудь это станет ясно всем, с кем вместе я выходил на Болотную площадь спустя двадцать лет после кровавых московских событий.

На Болотной, кстати, я даже выступал – на первой, в декабре 2011-го, когда Алексей Навальный передал мне из тюрьмы свое выступление для этого митинга, и спустя полтора года, весной 2013-го, когда, написав заранее большую речь (она есть в этой книге), я послушал ораторов, почему-то считающих себя лидерами тех, кто выходит на площадь – и вместо речи я спел знаменитую песню Егора Летова «Все идет по плану», потому что только бронебойными словами Егора можно было пробить стену, которой самозваные вожди оппозиции отгородились от народа, мечтающего о новой стране.