И как я раньше не осознавала такие простые вещи!
Но скоро у меня не остается ни единой мысли. Дима – прекрасный
любовник, чуткий и смелый.
Впрочем, мне не с кем сравнивать. Да и не стремлюсь… сравнивать.
И все, что умеет Дима, он научился со мной.
В голове пылает, кожа горит, сердце заходится бешеным стуком.
Дима не торопится, и от его выверенной медлительности я схожу с ума
– закусываю губу, пальцы комкают простыню.
Давай же, скорее, любимый!
… Когда все закончилось, мы долго лежим, обнявшись, мокрые от
пота, усталые.
– Карин, – вдруг говорит Дима и отстраняется. – А почему у тебя
всегда закрыты глаза? Ты никогда на меня не смотришь.
– Чего? – не понимаю я. Озадаченно всматриваюсь в его лицо,
серьезное, красивое и загадочное в сумерках.
– Когда мы занимаемся любовью, у тебя всегда закрыты глаза. Ты
представляешь на моем месте кого-то другого?
Я аж подскочила.
– Нет! Ты что? Я вообще в такие моменты неспособна ничего
представлять. И зачем мне кто-то другой, когда у меня есть ты.
Тон у Димы шутливый. Но мы никогда о таком раньше не говорили!
Мало мне дурацких разговоров днем. Так еще и ночью задают странные
вопросы…
– А ты? – спрашиваю я. Внезапно мне тоже захотелось
откровенности. В этом есть что-то глубоко интимное. – Ты
представляешь на моем месте другую?
– Бывает, представляю медсестру, горничную или кошкодевочку. С
твоим лицом, телом и характером, – отвечает он очень быстро и
улыбается. – А давай купим тебе какой-нибудь костюм в магазине для
взрослых!
– Давай! – смеюсь в ответ. – А ты напялишь костюм пожарного.
– А, так тебя пожарные заводят!
– Меня заводишь ты, Димыч. Я люблю тебя.
Говорю эти слова и краснею. Я стесняюсь говорить такое. Димка –
нет, не стесняется. А я его не балую признаниями.
– И я тебя люблю, кошка.
– Дим… а тебе никогда не хотелось… другую женщину?
Не знаю, зачем я это спросила. Что-то есть притягательное и
болезненное в таких расспросах – как ковыряние в ране.
Я боюсь услышать ответ.
Димка молчит. У меня вздрагивает сердце. Но, оказывается, он
отрицательно мотает головой.
– И ты никогда больше… и ни с кем?
– Нет, конечно. Ты у меня же первая была, забыла? Первая и
единственная.
– Такое забудешь, – хмыкаю я, вспоминая наш первый неуклюжий
опыт. Ох, как мне было больно! А Димка испугался моей боли.
– Была и есть единственная?