Был ли Пушкин Дон Жуаном? - страница 39

Но ни Екатерина Бакунина, ни Наталья Кочубей, никто другой не мог надолго захватить сердце юного поэта. Оно просто не было приспособлено для этого. По своей нервической натуре он не предавался романтическим воздыханиям. Говорить о «платонической» любви Пушкина нужно в контексте его сексуальной конституции. Платонической любовь у поэта становилась тогда, когда выбранный им сексуальный объект становился недоступен. Эти юношеские скоропреходящие увлечения толкали Пушкина на написание романтических элегий, немного возвышали и облагораживали его инстинкты. Его «либидо» с неизбежностью должно было сублимироваться в возвышенную поэзию, в творческий порыв, в создание временных кумиров. Иначе сексуальная неудовлетворенность, проскальзывавшая во всем поведении поэта, могла проявиться в виде невроза или перверзии. Пушкин был противоречив в своих увлечениях, в своем отношении к определенным нравственным канонам. С одной стороны – платоническая любовь к Бакуниной, а с другой… Но об этом пусть расскажет Иван Пущин.

«Сидели мы с Пушкиным однажды вечером в библиотеке у открытого окна. Народ выходил из церкви от всенощной; в толпе я заметил старушку, которая о чем-то горячо с жестами рассуждала с молодой девушкой, очень хорошенькой. Среди болтовни я говорю Пушкину, что любопытно бы знать, о чем так горячатся они… На другой день он встретил меня стихами:

«Вот что ты заставил меня написать, любезный друг», – сказал он, видя, что я несколько призадумался, выслушав его стихи, в которых поразило меня окончание. В ту минуту подошел к нам Кайданов (лицейский преподаватель), – мы собирались в его класс. Пушкин и ему прочел свой рассказ. Кайданов взял его за ухо и тихонько сказал ему: «Не советую вам, Пушкин, заниматься такой поэзией, особенно кому-нибудь сообщать ее». Конечно же, юный поэт не внял его советам, и в дальнейшем из-под пера Пушкина иногда выходили фривольные, а порою и непристойные стихотворения: