Многослойный щит из лиан вырос на
пути болтов, но главный из них даже не встретил сопротивления.
Идеальный шар пробил щит, потеряв только треть массы, врезался в
грудь противника и проделав дырку в почти сорока сантиметрах
древесной кирасы застрял между ребер эмира.
— Эй, я вернул тебе ножик, ты рад? —
крикнул я, сместив место звука в одну из иллюзий, и ожидая что по
ней тут же ударят лианы. Все же я бил не в сердце, а в левую
сторону груди, так что кроме легкого у него ничего повредиться не
должно. Вот только ответа не последовало. Ядовитый туман начал
быстро спадать, и я увидел валяющегося на песке Мустафу, с зеленой
пеной у рта.
— Врача! Скорее! — закричала Филипа,
спрыгивая с трибуны на арену. — Он его убил!
— Это вряд ли. — холодно заметил
Морозов, но со своего места поднялся. По лицу инквизитора я понял,
что дело может быть плохо. Морозов быстро пересек арену, достал из
внутреннего кармана платок и через ткань, двумя пальцами, вынул
кинжал. Будто боялся отравиться. Замотав оружие, он убрал его в
пиджак и сдернул с эмира рубаху.
— Сделайте что-нибудь! — яростно
крикнула испанская принцесса, но Морозов осадил ее одним взглядом,
а затем поднес свой исцеляющий медальон к ране на груди тяжело
дышащего Мустафы. Прошло несколько секунд, пока лечение
подействовало, эмира повернули на бок и заставили выплюнуть сгусток
зеленой слюны.
— Он отравил сам себя, в попытке
контролировать силы, которые ему еще не подчинялись. — ледяным
тоном произнес Морозов, поднимаясь. — И он за это полностью
расплатился. Источник выжжен, он не сможет пользоваться стихией на
протяжении нескольких месяцев, а возможно не сможет никогда.
— Что? — ошарашенно проговорила
Филипа отпрянув. — Что вы такое говорите?
— Он использовал против Лансера
запрещённый клинок, смазанный ядом, разрушающим связь тела с
божественной энергией. Пока они находятся в диссонансе, ни о каком
использовании стихии речи быть не может. — холодно добил Морозов. —
Барон фон Шелиген, вы действовали осознанно, ударив эмира Мустафу
бин Таймужина его кинжалом?
— Я понятия не имел, что кинжал
отравлен. — честно признался я. — Но, если бы знал заранее, вернул
бы ему ножик в сердце, а не в грудь. Мало того что он пытался меня
отравить, так еще и лишить сил. За такую подлость может быть только
одно наказание – смерть.