Я холодно кивнула.
- Я позвоню, когда управлюсь, - процедила сквозь зубы и, закрыв за водителем дверь, подмигнула тетке.
- Лихая ты девка, Роза, - прошептала она. – А если муж узнает…
- Разведусь и найду еще богаче, - фыркнула я и, проводив Валечку, отнесла часть пакетов в комнату, а другие на кухню. Огромную классическую коммунальную кухню с четырьмя газовыми плитками, мойками и кучей шкафчиков. Тут никогда ничего не менялось с моего раннего детства, когда в три года, потеряв родителей, я поселилась вместе с бабушкой. Те же столы и табуретки, давно немытое окно и темный от гари потолок. Даже стены до сих пор покрашены зеленой краской. Многие бы ужаснулись и на веки вечные отреклись бы от такого прошлого. А я же, наоборот, любила всем сердцем эту квартиру и людей, населяющих ее. Правда, вместо пяти семей, живших тут с незапамятных времен, сейчас осталось только две плюс моя бабушка, уже полгода как прикованная к кровати. Но наши соседи помогали чем могли. И мне трудно было б представить, как бы мы с Валей успевали ухаживать за бабушкой, не будь тети Кати и тети Люды, бабушкиных подружек, подменяющих нас вечерами. Я поставила продукты в наш холодильник и испытующе глянула на двух крепких парней, сидящих за столом напротив и пожирающих глазами меня, вместо остывающей яичницы в большущей сковородке.
- Ку-ку! – фыркнула я, приветствуя мальчиков.
- Прилетела птица певчая, - улыбнулся Тимур, а Яшка пробурчал недовольно:
- Какого водила с тобой приперся?
- Доносчик сумок и информации, - усмехнулась я и предупредила: - Сейчас на бабулю гляну и приду, - промурлыкала я. – Зубы почистить не забудьте, - велела я и, виляя бедрами, направилась в наши комнаты. Через высокие трехметровые окна, завешанные желтыми плотными портьерами, купленными еще при советской власти, пробивался солнечный свет. На круглом столе, обычно застеленном кружевной скатертью, лежала разноцветная клеенка, а поверх нее валялась гора лекарств. Бабушка, бледная и благостная, лежала с закрытыми глазами, будто спала. Я прислушалась к дыханию. Дышит! Слава тебе, Господи!
Я знала, что теряю ее. Почти потеряла. Но каждый день с ужасом ждала решающего известия. Из обычного детского эгоизма не хотела отпускать единственного родного человека, взявшего меня к себе и воспитавшего по собственному разумению.