Если суммировать наши потери в освободительных войнах за все времена, то едва ли ограничимся и сотней миллионов человеческих жизней. Людей, как правило, молодых, энергичных, способных передавать здоровые гены при воспроизводстве новых поколений.
До сих пор в ходу у нас теория безвозвратного вымывания генофонда в результате войн и глубоких политических кризисов. Но тогда не понятно, почему же после таких передряг мы все еще не деградировали до такой степени, чтобы быть похожими на обезьян.
На наше счастье, безвозвратного вымывания генофонда природа не знает. Он – генофонд – похож на озоновую дыру: вроде возникла перспектива беды, а потом дыра начинает затягиваться. Все встает на свои места.
Засыхают от неисчислимых человеческих потерь «стебли» генофонда, иногда даже гибнут «вершки» от алкоголизации нации, но корневая его система всегда остается нетронутой. Она не умирает и не меняется.
От нее тянутся новые «вершки» и «стебли» – как от клубня георгина растет только георгин, а, скажем, не лилия или крапива.
На это обращают внимание вдумчивые исследователи. В частности, петербургский доцент Юрий Бахарев сделал следующие выводы: «Даже длительные контакты Руси с монголоидными степняками и трехсотлетнее монгольское иго практически не оставили следа в генофонде русского народа».
Так что, отвечая на вопрос «Кто мы такие?», следует пристально рассматривать именно корневую систему нашего генофонда.
Как раз «материнскую породу», корни генофонда имели ввиду наши великие соотечественники, с горечью рассуждая о характере русских людей:
Осторожно – Федор Тютчев:
Эти бедные селения,
Эта скудная природа —
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа.
(1855 г.)
Более агрессивно в «Прологе» – Николай Чернышевский: «Жалкая нация, жалкая нация! Нация рабов – снизу доверху все сплошь рабы»;
Раздумчиво в «Судьбе России» – Николай Бердяев:
«Русский народ не хочет быть мужественным строителем, его природа определяется как женственная, пассивная и покорная в делах государственных, он всегда ждет жениха, мужа, властелина. Россия – земля покорная, женственная… Нет пределов смиренному терпению многострадального русского народа. Государственная власть всегда была внешним, а не внутренним принципом для безгосударственного русского народа; она не из него создавалась, а приходила как бы извне, как жених приходит к невесте. И потому так часто власть производила впечатление иноземной, какого-то немецкого владычества».