Посмотрим, как это сработает на другом конце планеты. Ну, а
помимо проверки — догнать, наконец, по рейтингу Джеймса Роберта
Фишера. И перегнать. Должно получиться.
Ну, и самое последнее — денег заработать. Долларов. И побольше,
побольше!
От Спорткомитета до редакции — километра два с половиной. Вчера
очередной циклон вывалил на город кучу снега, и сейчас его, снег, а
не циклон, убирали. Хитрая машина загребала его механическими
лапами и транспортером сбрасывала в кузов самосвала. Наглядный
эффект — сразу виден и результат, и польза для окружающих. А у меня
— в чём польза шахматной игры для окружающих? Чувство гордости, что
наш советский гроссмейстер побеждает несоветских? Да. А более
ощутимое? Я налоги заплачу, долларами. Пополню государственную
казну. А если их, доллары, передадут американской коммунистической
партии на издание газеты «The Daily World» — то, значит, так и
нужно. В школе-то мы читали «The Moscow News», выписывали, но
многие — и я тоже — время от времени покупали «настоящие»
зарубежные газеты. Их продавали в обыкновенном газетном киоске у
городского телеграфа: «The Daily World», «Morning Star» и «Canadian
Tribune». Собственно, и сейчас продают, и я по-прежнему их покупаю.
Иногда. Новости-то я больше по радио слушаю, «BBC», «VoA» «DW», но
там мало о жизни трудящихся, по радио-то. А в газетах — есть. Ну,
и, конечно, «Volksstimme», газета наших австрийских друзей. Я в ней
шахматный уголок веду, два раза в месяц. Разбор партий, задачи,
этюды, репортажи с турниров. Да, бесплатно. Ради взаимопонимания
трудящихся всех стран.
Хм... А что, если через «Volksstimme» прорекламировать наш
«Поиск»? Не думаю, что многие в Австрии знают русский язык, в
отличие от демократических немцев, социалистических чехословаков и
народных поляков, но всё же, всё же!
В раздумьях о значении советской фантастики для формирования
правильного мировоззрения у молодежи капиталистических стран, я и
дошёл до «Дома Шкляревского». Поднялся в редакцию. Уже вечерело,
желтые лампочки навевали почти домашний уют, я сел на диван, и
Ольга тут же озадачила толстой рукописью.
— Вот, прислали... — но сказала так, будто прислали нечто
странное и даже подозрительное.
— Что прислали?
— Видишь? Романище! — она вручила рукопись мне. Не рукопись,
конечно, машинопись. Пятьсот страниц на глазок. Около двадцати
листов. Но в редакции всё — рукопись. «Не рецензируется и не
возвращается». На самом деле, конечно, возвращается.