Васильковая Русь - страница 2

Шрифт
Интервал
Кивает кудрями учтиво.
Берёзки милые мои,
Меня завидев, загрустили,
Как будто вспоминая дни,
Когда Есенина любили…

В ночи о зорьке ясной думает луна

В ночи о зорьке ясной думает луна,
Средь звёзд гуляя в небе золотистом.
Степь уж колышет рощи берега.
Туман плывёт ковылем шелковистым.
Дорога нитью улеглась и ждёт
К себе колёс прикосновений.
Луна ей сквозь берёзы шлёт
Горсть серебра к утру для омовений.
Оно росой сверкает и манит
В атласе трав и шёлка паутины.
Вдруг заалел пурпур зари ланит,
Стерев с луны поблекшие патины…

Соловей в прохладной тиши

Соловей в прохладной тиши
Вот уж час заливается трелью.
До чего ж вечера хороши!
Роща писана, словно пастелью…
Эхо вторит позывы сверчка,
Иногда пролетит майский жук.
Им волной отвечает река
И двух дятлов вдали перестук…

Русь!

Русь! Даль далекая,
Ширь бескрайняя…
Из берёзок и златых полей.
Ты любовь моя одинокая,
Сторона Богом данная,
Нет прекрасней тебя и милей!

Синеокая Русь!

Синеокая Русь!
По полям бирюзой.
Через улицу гусь.
Я за ним молодой.
Мне ещё где-то пять,
Или, может быть, шесть.
Из окна смотрит мать
И зовёт меня есть.
Я махнул ей рукой
И ромашек нарвал.
В черемше козодой
Через прутьев завал.
В небе сильный хлопок,
Самолёта стрела.
Глиной кинул в горшок,
Что по тыну стена.
Где-то блеет козлёнок.
Грохнул дверью сосед.
Пёс залаял спросонок,
Я иду на обед.
Я ещё молодой!
Где-то пять, может шесть.
Возле печки удой,
Я за стол, что б поесть.
Да бабуля грозит.
Черпаком от ведра:
Руки мой, паразит!
Выйди вон из стола.
Улыбаюсь я ей
И ромашки в ответ.
Сам к ведру поскорей,
Ведь остынет обед.
Синеокая Русь!
По полям бирюза.
Я исправно молюсь
И смотрю в образа.
Они в красном углу
Тут висели всегда,
Через жизни всей мглу
Нас хранили века.
Вот теперь, помолясь,
Вновь сажусь я за стол.
К косяку, прислонясь,
Бабка треплет подол.
Ей почти уж под сто,
Да в глазах бирюза.
Мне накрыла на стол,
Чтобы я поснедал.
Сами будут потом,
Ведь вначале мужик,
А в руках мать с котом.
Улыбается лик…

Пражская осень

Пражская с безумной теплотою осень
Нежит и ласкает в солнечных лучах.
Я же вижу матушку всю в проседь,
Дом родной и ужин при свечах.
Угол в образах завешен,
Да под ними лавка, можно лечь.
Образок и мне на грудь повешен,
Для того, что б душу мне сберечь.
Только в Бога ведь давно нет веры,
Я её по свету белу растерял.
Горя. Много горя я хлебнул без меры,
Да с улыбкой кроткой я его встречал.
Следующая страница