— А можно? — Эльви обернулась, Барт
увидел у неё в руках обвязанную кружевной лентой прядь волос,
сказал с хитрой улыбкой:
— А кто тебе запретит?
Эльви смутилась, положила обратно
волосы, взяла верхний конверт и открыла, подошла к столу, села,
приближая письмо к свету свечи, молча прочитала. Барт следил за её
лицом, вспоминая свои эмоции в этот момент, и понимая, что она
чувствует то же самое, это было сложно воспринимать как-то
по-другому. Эльви дочитала, опустила руку с письмом и посмотрела на
Барта, зажимая себе рот ладонью и округляя глаза. Убрала руку и
прошептала:
— Мы не можем это читать, это
личное!
— Мы можем, — медленно кивнул Барт,
— они оба давно умерли. Эти письма, совершенно законно, народное
достояние. Мы с тобой — народ, мы платим налоги, имеем право.
Читай.
Она опять схватилась за лицо и
медленно покачала головой, глухо шепча в ладони:
— Мы не должны этого делать, не по
закону, а просто... по-человечески. Я бы не хотела, чтобы мои такие
письма кто-то читал.
«Но эти письма ты прочитать
очень хочешь.»
Он видел это по её лицу, по горящим
глазам, пылающим щекам, по частому дыханию, поднимающему плечи
своей силой.
«Ты хочешь, Эльви.
Вперёд.»
Он молчал и улыбался, она смотрела
на конверт, на Барта, на сундук, опять на Барта, он улыбался всё
шире. Пропел шёпотом:
— Мы никому не расскажем. Читай
сейчас, потому что завтра я отнесу это своему хозяину, и больше ни
у кого не будет возможности это прочитать.
— Он их уничтожит? — испуганно
вскинулась Эльви, Барт медленно приподнял плечи, разводя руками,
Эльви вцепилась в конверт сильнее, покачала головой, возмущённо
шепча: — Их нельзя уничтожать, это история!
Он ещё раз медленно развёл руками с
абсолютно бессильным видом, Эльви нахмурилась, Барт сжалился и
рассмеялся:
— Да не волнуйся, я уверен, он их
закроет в сейфе на ближайшие сто лет, а перед этим ознакомится,
потому что он такой же любопытный, как ты. Читай, лучше даже вслух
читай, потому что я тоже их не читал, я открыл только первое и
последнее.
Эльви смотрела на него с таким
видом, как будто он приглашал её погулять по местам
жертвоприношений древних культов ночью, обещая невероятное
приключение, которое запомнится на всю жизнь. Ему так нравилось
просто смотреть на её лицо в этот момент, что он не делал ничего,
просто ждал, а она металась в своих мыслях от одной моральной
установки до другой, пытаясь найти ориентир, который даст ответы, а
он не находился, потому что лежал в плоскости глубоко личных
желаний, а не общечеловеческого понимания добра и зла. Он этот
выбор для себя давно сделал, так что вопросов таких себе не
задавал, в его случае любое решение принималось с позиции «что мне
за это будет, если я попадусь», и эта система его никогда не
подводила. Тем не менее, навязывать свою мораль Эльви не хотелось,
он просто предлагал ей повеселиться, а согласится она или нет — её
выбор, который будет на её совести, свою он не стремился отягощать
такими вещами, она ему нравилась неиспользованной за
ненадобностью.