– И как повело себя начальство? – задала она вопрос.
– Перевели, на следующий же день. А через неделю уволили.
– С формулировкой?
– За халатность, повлекшую за собой срыв сделки вследствие опоздания с перечислением платежа.
– Вы напортачили?
– Нет.
– А что произошло?
– Отдел должен был подготовить бумаги на перевод денег, но я занималась только черновым вариантом, после чего передала документы начальнику финансового отдела на проверку и визирование.
– Значит, это – его ошибка?
– Мне кажется, ошибки не было: просто меня требовалось убрать. На третий день после того, как меня перевели, я столкнулась в лифте с Сугривиным. Слава богу, мы были не одни, но, когда он посмотрел на меня, на его лице появилась такая гаденькая ухмылочка… Думаю, вся эта ситуация с платежом была подстроена с целью выдавить меня из концерна, ведь они отлично знали, что я не уйду сама. Кроме того, видимо, Сугривин хотел ударить побольнее, чтобы не пришлось выплачивать отступные – он вполне на это способен!
– Вы ненавидели его?
– Разумеется! Но я его не убивала. Хотя, признаться, с удовольствием пожала бы руку тому, кто это сделал.
– Последнюю фразу я не слышала.
– Какую такую фразу? – невинно подняла брови Устинья.
Умная, целеустремленная и жесткая девица – такая вполне способна на убийство. Или на то, чтобы стать президентом страны.
– Вы рассказали следователю о попытке изнасилования? – спросила Регина после короткой паузы.
– Конечно.
– Зря – сами же вырыли себе яму!
– Но мне ведь нужно было как-то объяснить причину своего перевода в финансовый отдел! Думаете, он использует это против меня?
– Уж можете не сомневаться!
Ловя на себе испытующий, напряженный взгляд, Регина вздохнула:
– Ну, спросите меня, давайте!
– О чем?
– Да хорош притворяться, что не понимаете!
– Ну, тогда спрошу. Вы беретесь за мое дело?
– Да.
– А можно еще вопрос?
– Валяйте.
– Почему вы отказались в первый раз, а теперь согласны?
– Я же сказала, что не занимаюсь делами об изнасилованиях. Тем более – о попытках изнасилования… Но теперь это – дело об убийстве.
* * *
Регина не знала следователя по делу Устиньи – неудивительно, так как на вид ему, наверное, было лет двадцать семь. Плохо – молодежь обычно пытается произвести впечатление, а потому договариваться с ними сложно! С другой стороны, опыта у паренька маловато, а потому можно надеяться разбить его в суде в пух и прах; скорее всего, дело он отправит прокурору «сырым». Правда, самого прокурора в этом случае тоже не стоит сбрасывать со счетов!