Утром мы откопали вчерашнюю готовку, и, не сильно желая смотреть
на принятие пищи ящером, я ушёл на берег. Где, смерив взглядом
местами поеденное ржой и затупленное острие своего нового копья,
стал приводить его в порядок. Камушек, водичка, и вжу-у-ух. И
опять. Тихое медитативное занятие. То что нужно, чтобы привести
мысли в порядок.
– Не кочегары мы не плотники, но сожалений горьких нет. Мы
каннибалы-потрошители, да, и на тот свет вам шлём привет! –
потихоньку напевал я мотив песни, сосредоточенно шоркая по камню.
Изгаляясь над текстом хорошей песни, насколько хватало фантазии.
Копьё потихоньку становилось острее.
– Что это за язык? – раздался надо мной рокот голоса ящера. – Не
слышал такого.
– Мир большой, – равнодушно пожал я плечами, не отвлекаясь от
своего занятия.
– Я был на всех континентах. От кочевников юга, до жителей
фьордов севера. Я говорю на эльфийском, гномьем, языке Империи
Неба, двух диалектах кочевников. Совсем ни на что не похоже.
– Да вас сильно помотала жизнь, господин академик, – криво
усмехнулся я.
– Академик, да? – рыкнул ящер, окунув морду в озеро и
прополаскивая пасть после еды.
– Надо же мне тебя как-то называть, – хмыкнул я, проверяя
остроту лезвия. – Это не хуже прочего.
– Рискуешь, – фыркнул дракон, ложась рядом на пляж.
– Нам вместе идти в бой. Если ты сорвёшься от такого, то мне
лучше сразу тут и остаться. Или попробовать сбежать, – меланхолично
произнёс я, возвращаясь к заточке.
– И тем не менее. Что это за язык?
– С востока. Там, где много лесов, холодно, хмурое и злое
население, – усмехнулся я.
– Лесовики? Ну, возможно, есть что-то отдалённо похожее. Но нет.
Их культура не про музицирование.
– Может там много чего изменилось. Люди быстро развиваются.
– За сотню лет? Вряд ли.
– Ты даже представить себе не можешь, что способны достичь люди
за сто лет, – уверенно произнёс я.
– Говорит человечек, не проживший и двух десятков, –
презрительно пророкотал ящер.
– Какая разница сколько прожил я? Мир способен меняться
настолько быстро, что даже два десятка лет уже могут стать
пропастью.
– Меняться быстро можно только в одну сторону: разваливаться на
части, пацан.
Я только усмехнулся и покачал головой. Но спорить не стал. В
этих условиях он полностью прав, наверное.
Вздохнув, я начертил на песке палочкой несколько линий и спросил
огромного ящера: