– Рассупонь одежку-то…
– А?!
– Эк тебя придавило!..
Расстегнув первые три хлястика на шубейке Захарки, брательник заодно избавил его от мокрой насквозь защитной маски, кинув ее вместе со своей в широкий короб – постирают, высушат, и они еще с дюжину раз к людской пользе послужат.
– Вот это да! Нафан, а как они там весь день? Это же… ужас прямо до чего жарко!
– Люди и не к такому привыкают, брате. Тем более это ты с непривычки сомлел, так-то оно все вполне терпимо. Вон видишь – стенные продухи?
Задрав голову вверх, недоросль оглядел странное окно – широкое, высокое, вот только вместо слюды в нем были установлены ровно оструганные доски, уже успевшие порядком почернеть. Причем установлены они были донельзя странно: не пластью, не кромкой, а как-то в наклон.
– Государь называл их жа-лю-зи. Запомнил? Доски-лопасти насажены торцами на штыри и при необходимости могут крутиться всяко. В цеху к ним приставлен особый мастеровой, коий следит, чтобы сквозь жалюзи всегда проходило как можно больше света и воздуха.
– А как их крутят?
– К каждой доске рычажок малый приделан, а рычажки, в свою очередь, к длинной планке, которая и заставляет их всех двигаться заедино с остальными. Такоже и в крыше цеха есть широкие продухи, которые при необходимости открывают или закрывают. Ну что, отдохнул? Тогда пойдем далее.
Осмотрев изнутри один из больших ветряков, с помощью которых приводилась в движение хитрая заводская машинерия, и мимоходом глянув на вмерзший в лед высокий обод водяного колеса (первого в длинном ряду ему подобных), Захарий деловито шмыгнул носом:
– А где пушки и ядра льют?
– Вон в том цеху…
Бздынь!
– За что?!
Молча поддернув рукав братниной шубейки, Нафан указал на черный и изрядно пахучий мазок дегтярной смазки. Дал полюбоваться на свой кулак, намекая тем самым мелкому, что подобного непорядка терпеть не будет, и как ни в чем не бывало продолжил:
– Но нам в него хода нет. Точнее, тебе нет, а я там ничего нового для себя не увижу.
– Но как же?..
– По указу великого государя доступ в казенные оружейные мастерские только по особливому списку. Всех остальных велено считать подсылами и лазутчиками и поступать с ними соответственно…
С коротким смешком розмысл поведал брату о том, что хотя Тула и считается крупным городом, но на самом деле она навроде большой деревни, в которой все про всех знают и излишне хитроумных чужаков очень не любят. Так что если какой гость города пытается что-то разузнать о государевом кузнечном и литейном дворе сверх общеизвестного, то о его любопытстве тут же доносят дьячку Сыскного приказа – со всеми вытекающими из этого последствиями. Подсылу быстрое знакомство с порубом и недоверчивыми дознавателями, а бдительному горожанину – от половины до трех четвертей имущества пойманного и изобличенного лазутчика.