И потому, что она не была допущена на это важное действо, и оттого, что оно длилось нескончаемо долго, Полина злилась, крепко доставала Дениса.
– Сейчас выйдут твои тетки, – бубнила она, – и отец, а я буду как синяя, замерзшая от холода курица.
Трое детей знаменитого ученого – дочери Татьяна и Дана и сын Роман, прервавший командировку в Париже, находились там, за стеклянными дверями.
– Наконец-то! – громко воскликнув, подскочила девушка.
Дверь нотариата распахнулась, и из подъезда выкатилась толпа будущих родственников Полины, которые, судя по яркой одежде, вовсе не придерживались ритуального этикета. Полногрудая скульпторша Татьяна – старшая тетка Дениса – была в небрежно наброшенном клетчатом пончо и красных сапогах; Дана – тележурналист, моложе сестры на пять лет – в пятнистом леопардовом плаще и такой же шляпке; Роман – отец Дениски, самый младший из детей физика, – и подавно в легкомысленном светлом костюме. Там, в их Европах, еще стояло бабье лето.
Даже не поздоровавшись с Дениской, а потому не взглянув на наряд Полины, который она так тщательно подбирала, обегав все бутики Москвы, они двинулись к своим авто, чтобы укатить в разные стороны.
– Пап, – приоткрыв дверцу «вольво», Денис задержал отца, – может быть, ты отпустишь своего шофера, поговорим?
– Позже. – Роман Арсеньевич подошел и заглянул в салон. Заметив Полину, одетую словно скорбящая вдова, удивленно вскинул брови.
– Ну, как все прошло? – поинтересовался Денис.
– Как прошло, как прошло... Отец сбрендил на старости лет, – пробормотал Роман Арсеньевич, но, осознав, что в машине посторонний человек, поправился: – С завещанием ерунда какая-то! Понять невозможно.
– Как – невозможно? – буквально вырвалось у девушки.
– Все, кроме особняка, разделить между тремя детьми – Татьяной, Даной и мной. А что там «кроме» осталось? – Роман сам ответил на свой вопрос: – Деньги? Так маман еще при жизни все спустила. Сестры говорят, к игорному бизнесу пристрастилась. Драгоценности – какой от них прок? Не продавать ведь?
– Ну а библиотека? – Это интересовало Дениса больше всего. Он, всю свою жизнь просидевший на высокой лестнице под потолком у книжных полок в кабинете дедушки, мечтал о раритетных, старинных книгах.
– Можешь ее забрать себе, – закашлявшись, зло сказал отец. – Как раз моя доля. Таньке картины, а Дана пусть побрякушки нацепит. Она их обожает. Мы так решили.