Этот момент тут же обсудили, и Леший
согласился с моей гипотезой. Примерно так же он чувствовал себя в
горах, очень похоже. Неприятно, но вполне сносно, а человек такая
сволочь, быстро ко всему привыкает.
Вот и мы на третий день пути уже
более или менее адаптировались, хотя дискомфорт всё ещё оставался.
Хуже только удручающая картина вокруг, именно виды портили
настроение. Ребятам в принципе по фигу, они несильно заостряли
внимание на будущем, но я не переставал думать о дальнейших
перспективах. И с каждым пройденным километром они таяли на
глазах.
Жизнь развивается по самому худшему
сценарию. Деревьев почти не осталось, те, что редкими ворсинками
торчат из-под проплешин глиняного наноса, выглядят больными. Даже
сосны, которые и зимой не меняют свой цвет, сейчас стояли
наполовину пожелтевшие, а некоторые и вовсе полностью скинули
иглы.
Но за природу я не волновался. Без
влияния человека она даже быстрее отыщет выход из сложившейся
ситуации. Жизнь пробьёт себе лазейку, достаточно посмотреть на то,
как тонкий цветок прорастает сквозь слой асфальта или того же
бетона. Туго придётся нам, людям.
Пригород Екатеринбурга показался
спустя шесть дней пути. За это время нам не встретилось ни одной
живой души, хотя здесь речь идёт именно о людях.
Насекомые, словно и не заметили
апокалипсиса, комары донимали по ночам так, что хотелось выползти
из палатки и завыть на луну. А по вечерам, с гулом на всю округу
воздушное пространство оккупировали майские жуки. Они беспардонно
врезались в нас и треском хитина высказывали возмущение с земли,
мол, какого хрена вы тут мешаетесь?!
Вместе с ними не менее нагло себя
вели и птицы. Они вовсю отжирались членистоногими тварями, а по
вечерам кружили в небе и орали благим матом. Словно смеялись над
нами, ни к чему не приспособленными, но возомнившими себя венцом
творения.
— Стоп, — резко скомандовал Толя, и
мы замерли, ощетинившись стволами.
За своими мыслями я не заметил
опасности, но выучка командира сыграла свою роль. Только замерев и
обратившись в слух, удалось уловить слабый шорох из заваленного по
второй этаж здания.
Его верхняя часть была наполовину
разрушена, вокруг, прямо из глины, выступали осколки битого кирпича
и различной мебели. Пустые глазницы окон смотрели на нас чёрными
провалами, и такое наблюдалось не только здесь, это было повсюду.
Редкие строения сохранили форму, однако целыми их назвать язык не
поворачивался.