От мыслей государя отвлек какой-то
шум. Он посмотрел на источник неприятного звука: им оказался
молодой человек, то ли столяр, то ли печник, который, кажется,
собирается ремонтировать полку у печки. Точно! Это столяр! Как его
там зовут? Степан![4] Точно, мне же
рассказывали анекдот про него, мол, понравился приятный и
сообразительный столяр одному из жандармов, что отвечают за
безопасность дворца. И так крепко понравился, что задумал оный
взять его в свою семью зятем. Говорят, что дочка у жандарма не
удалась собой внешне, да и приданного прижимистый папа не отвалит
приличного, вот и ищет кого проще. Ну что же, парень вроде
приятный, ежели повалится мне в ноги, я его от кабальной женитьбы
освобожу! И государь приветливо улыбнулся работнику, который низко
поклонился монарху.
Халтурина еще долго била дрожь. Вот
он же, тот момент, ради которого он тут оказался! Молоток был в его
руке. Ведь хотел броситься на монарха и убить его одним ударом
завершив своё дело! Что остановило его руку? Добрый взгляд царя?
Его массивная фигура, гвардейская стать? И Степан честно признался
себе, что испугался – испугался того, что его схватят, независимо
от того, удастся ему убить тирана, или нет. Да, он готов пройти
сквозь пытки и казнь… но не готов. Есть разница между словами и
делами! Представив себе допросы и пытки, которым, несомненно, его
подвергнут, он почувствовал эту предательскую слабость в ногах,
которая так точно выдавала его страх. Нет, он был готов заложить
последних три фунта динамита, которые сейчас спрятаны в его подушке
(неприятное дело спать на динамитных брусках), поджечь запал и
покинуть дворец. Его жизнь еще нужна революции! Завтра соберутся
Романовы, он слышал разговор царя с адъютантом. Он взорвет их всех!
Найдя компромисс с совестью, Халтурин пожалел только о том, что не
сможет пойти на конспиративную квартиру, куда товарищи приводили
ему то одну, то другую барышню с весьма древнейшей профессией,
чтобы потешить плоть и поддержать дух еще не состоявшегося
цареубийцы! Нет, сегодня самая строгая смена царских церберов
дежурит, никуда не пойду!
[1] В
начале 1879 года Боткин выявил у столичного дворника Прокофьева
чуму. В столице поднялась паника. А Прокофьев взял… и выздоровел.
Скандал! Боткина обвинили в непрофессионализме, хотя, скорее всего,
он просто перестраховывался, в таком деле, как чума, лучше
перебдеть, чем недобдеть…