***
Вета сидела в кресле, распахнув пальто, и исподлобья разглядывала непрошеных гостей. Она горячо молилась, чтобы прямо сейчас хоть кто-нибудь позвонил. Может, она и не успеет ответить, но долгое молчание в любом случае должно насторожить. Серая небритая троица расположилась на диване напротив так, что теперь их можно было различить. Первый, тот, что каким-то образом не пострадал от ручки, оказался седым, однако, даже немногочисленные морщины его не старили – с одинаковым успехом можно дать и тридцать лет, и сорок. Второй, лысый, как коленка, беспрестанно водил мясистым носом, шумно вдыхая запах одинокой квартиры. Третий откровенно пугал тусклыми зелёными глазами и свёрнутым набок носом, его толстые губы то и дело неприятно шевелились, будто их владелец повторял злые заклятья.Соединив кончики длинных пальцев (средний палец каждого гостя украшало серебряное кольцо в виде змеи, кусающей себя за хвост), седовласый сверлил необычайно холодными льдистыми глазами и неустанно повторял:– Не усугубляйте, Иветта Ивановна. Время – деньги. Чем быстрее скажете, где видели старика, тем быстрее мы расстанемся.– Не помню, – ужаснулась она, поняв, что действительно не помнит. Ярко-голубые глаза и слова старика врезались в память накрепко, однако, ни места, ни времени девушка вычленить не могла.– Что ж, – с искренней печалью в голосе вздохнул седой, – в Ваших же интересах вспомнить, и немедленно. У нас есть и другие, более действенные, способы получения информации. Но это причинит Вам некоторые неудобства…– Не надо… – еле слышно прошептала Вета. – Я успею выпить кофе, – пробасил лысый и вышел на кухню, сразу зазвенев там посудой. Второй остался, продолжая буравить мутными оливковыми глазами.– Вспомнили? – нетерпеливо осведомился седой.– Нет… Дайте мне ещё немного времени, и я вспомню! Обязательно вспомню! – солгала она, поняв, что именно сейчас не вспомнит ни за что.Он покивал, словно в чём-то с ней соглашаясь, и резко выдохнул.«Странные у них плащи, вроде и болонь, но нет, не похоже...» – успела подумать девушка перед тем, как седой распахнул плащ, ставший вдруг таким огромным, что поглотил всю комнату и столкнул её лоб в лоб с седым. Льдистые глаза искательно впились в чайно-карие, тяжёлые руки легли на узкие плечи.– Давай, вспоминай… я хочу знать…Парализованная Вета кричала не столько от боли, сколько от унижения: казалось, она предстала перед незнакомцем совершенно голой со всеми своими тайными страхами и страстями. Её будто вывернули наизнанку, обнажая самое сокровенное, то, что она пыталась зарыть, как можно глубже, и воспоминания посыпались, как картинки в калейдоскопе.Выцветшие чернила на тетрадной бумаге, слова, вырастающие в яркие образы...Холодное озеро и мать… она уже не кричит, а хрипит, в который раз вынырнув на поверхность и выплёвывая воду. Вета держит её за руку и тащит вперёд, она плачет и вопит, что есть сил, но голос сел и больше похож на звук, что выпускает гармонь со сдувшимися мехами. До берега, где в палатке спит пьяный отец, далеко… Так далеко!..Агх! Удар под рёбра армейским сапогом… И боль… И ещё, ещё…И флейта, сказочная флейта, она играет, дарит волшебные звуки, которые не дают упасть в бездну, чтобы забыть обо всём, забыть, забыть, забыть…А вот и старик – во дворе, рядом с пересечением двух главных улиц. Да только выражение лица у него странное, оглядывается в растерянности, будто что-то забыл или потерял. Артритные пальцы трясутся, синий взгляд полон танталовой муки. За спиной из тёмного переулка тянется сизый след…Бертран резко разорвал контакт, и девушка упала на пол, закрыв лицо руками. В тишине слышалось его тяжёлое дыхание и её сдавленные всхлипы.– Позавчера. Угол Мира-Ленина.Дверь квартиры хлопнула. Вета лежала и горько плакала, подвывая.