Чёрное сердце - страница 11

***

Февраль лютовал. Он волком завывал за окнами, словно облитыми ртутью, мёл сугробы позёмкой, как подолом дорогой шубы; лишь в редкие моменты затишья под вечерним фонарём сверкало снежное серебро. А по утрам мороз колотил по стволам дворовых яблонь так, что только треск стоял.Но зима Машу не радовала. Едва школа оставила в относительном покое, дома начался настоящий ад. С того памятного разговора Маша мало общалась с родителями, уяснив, что рассчитывать на их помощь или понимание бесполезно. Поэтому часто закрывала дверь в свою комнату, часто уходила тренироваться к заброшенной мебельной фабрике и поздно возвращалась.– Где ты шаталась? – пытала мать, тряся головой в бигудях. – Что соседи скажут?– С чего это мы должны за тебя переживать? – возмущался отец, с явной неохотой отрываясь от футбольного матча. – Все дети, как дети, а она по ночам, как проститутка, шастает!– Я просто гуляла...– Гуляла? Гуляла она! Гулящая выискалась!От родителей почему-то несло стыдом и страхом. И стыдом гораздо больше. И ещё чем-то неуловимо опасным. Особенно от матери, которая всё больше и больше накручивала себя:– Ты с мальчиками?! С мальчиками! Я всё знаю! Я зна-а-а-а-аю! Мне соседи-то всё рассказывают... В подоле мне принести хочешь...В зеркале Маша видела, как меняется тело, и понимала, что переживания матери связаны именно с этим. Но как? И почему? Глаза Маши сделались какие-то кошачьи, из зелёных стали цвета тёмного изумруда, изящно обозначились скулы и чётче линия губ на смуглом лице. Фигура приобрела очертания песочных часов: крутые бёдра, тонкая талия, объёмная грудь – уже не скроешь под старыми водолазками и брюками. Девушка не раз ловила заинтересованные взгляды мужской половины школы – одиннадцатый класс, взрослые дети. Даже Фотина с его нездоровым блеском в чёрных глазках.Отец со временем стал чаще задерживаться после работы по вечерам с друзьями в гараже. Приходил поздно, позднее, чем Маша, и сильно качался, держась за стены и утирая иней с усов.Мать заботливо укладывала его на диване, разворачивалась к дочери и снова истерила:– Колешься? Колешься, да? Ну-ка, руки... Руки покажи. Давай руки показывай!Маша молча закатывала рукава, едва сдерживаясь и повторяя про себя, словно мантру: «Тихо. Они твои родители. Отец и мать. Это просто беспокойство».Она понимала, что долго такой самообман не продлится, но решила держаться сколько сможет. – В ногу! – орала мать. – В ногу колешься! Или туда? Я по телевизору видела. Давай, штаны снимай! Я тебя выведу на чистую воду... ты у меня...И всё повторялось. Круг замыкался раз за разом. Руки, шея, грудь, подмышки, внутренняя сторона бёдер, ноги...– А ну дыхни.Выдох. Вдох и выдох. Выдох. Вдох.«Спокойно. Тихо. Не разозлись. Она только чего-то боится».Обнюхивание. Подозрительный взгляд. Перерытые вещи в шифоньере. Бардак в тетрадках. Конфискация ключа от квартиры и почтового ящика. И лишение карманных денег. Их всегда было немного, но обычно хватало на прокладки и дешёвую тушь.– Мама, я возьму твои... у меня дни... можно?– Порви старую простынь. В шкафу лежит. И постирай всё, поняла? На место положишь. Нету у нас лишних денег.Маша старалась не обращать внимания на ком обиды и отчуждения, что с каждым днём рос в душе. Она терпеливо стирала со стульев пятна, стирала тряпки, старые брюки, колготки. Терпеливо ждала, пока единственная одежда высохнет: водила ладонью по растрёпанным учебникам: в одном кто-то читал стихи простуженным голосом, в другом спиралью крутилась генетическая цепь с цветными вставками.Скоро сквозь полупрозрачные блузки стали просвечивать, а из пуловеров выделяться соски. Глупо было просить, но Маша попробовала, краснея и заикаясь: – Мама... Мне лифчик нужен.– Чего выдумала? Ну-ка покажи! Нашла на чё деньги клянчить! Майку одень и ходи... Я в твоём возрасте ни про какие лифчики не знала.– Не налезает майка. По швам разошлась.– Ещё зашей. Заплатку поставь.– Да не на чем там заплатки ставить, она не налезает, мама. Я выросла из неё.– Ходи так, кто на тебя смотрит?! Кому ты вообще нужна?– Это неприлично, мама. Двести рублей всего лифчик стоит...– Хватит у матери деньги клянчить! На хлеб не хватает, а ты тут со своими блядскими натитьниками. Чулков кружевных тебе не купить, а?Маша с трудом сдерживала злость и слезы обиды. В глазах потемнело, кулаки сжались в два камня. Руки до плеч вибрировали током так, что заныли от боли.– Значит, блядскими... – голос дрогнул, – значит, не нужна…Она молча сунула ноги в валенки, натянула шапку. Застегнула пальто и распахнула дверь, впуская в квартиру ледяное дыхание зимы. Только тогда мать спохватилась и ринулась остановить, но дочь уже бежала вниз по лестнице, только белый шарф и мелькнул.