***
На восьмое марта Лу вошёл в строгом сером костюме, гладко выбритый, весь какой-то праздничный и благоухающий, сердце Маши запело. Когда мужчина протянул ей большой мягкий свёрток, перевязанный алой лентой, девушка не поверила глазам.– Лу... Я не могу... Не могу принять...– Почему?– Я тебе буду должна.– Какого дьявола? Не будешь. Бери.– Не могу.– Хорошо. Если так и будешь ходить в старых носках и драных джинсах, нам не по пути.Мужчина хлопнул подарком об пол и вышел в прихожую. Девушка опомнилась и бросилась следом.– Прости, Лу! Мне так давно дарили вещи...В свёртке оказалось короткое шёлковое чёрное платье и кружевные чулки. Те самые. Они лежали на диване и словно ухмылялись. Маша смотрела на них и чувствовала, как в горле встаёт горький ком.– Надевай.Короткое платье сидело просто замечательно, открывая стройные ноги. В чулках было очень непривычно, но так приятно и удобно, что хотелось танцевать. Девушка крутилась так и эдак, пытаясь рассмотреть себя со всех сторон, и не могла, а старое зеркало в прихожей висело только на уровне груди. Лу смотрел долго, почёсывая подбородок.– А ну, пройдись.Маша неловко пробежала от двери до окна и замерла, поджав левую ногу.– Нет. Не так. Ещё раз. Медленно. Грациозно. Ты же девушка.Она закусила губу, приняв вызов, и встряхнула длинными прядями. Впилась в лицо Лу кошачьими глазищами и, плавно покачивая бёдрами, двинулась на него.Мужчина остался холоден. Сложил только руки на груди и процедил:– Плечи расправь. Подбородок вверх. Выше. Грудь вперёд. Вот так.И снова. Снова. От Лу до окна и обратно.«Лишь бы получилось. Лишь бы он улыбнулся. Шаг за шагом. А вдруг поцелует? Или...»– Уже лучше. Поехали в парикмахерскую. И за косметикой. И... ладно... за туфлями тоже...Маша расцвела разом, распустившись, как бутон, превратившись из забитого ребёнка в стройную девушку с маленькой грудью и обворожительной улыбкой. Спустя какое-то время она с восторгом принимала новые подарки, училась пользоваться косметикой и многими другими женскими хитростями. Перед ней вдруг открылся невиданный мир, в который юная колдунья вступала робко, с надеждой, что хотя бы здесь обойдётся без боли и обид.Маша вдруг поняла, что хочет и может нравиться. Что ей очень нравятся французские песни – старые, современные, ретро, с бархатными голосами Эдит Пиаф, Шарля Азнавура, но больше всего – Мирей Матье. Лу подарил плеер, и девушка слушала часами «Plus bleu que le bleu и Paris», «Une femme seule», «Ell Ele L`a». «Ma philosophie» Амели Бент и «La-Bas» Грегори Лемаршаля просто сводили с ума. Она души подпевала им на кухне, перед сном, и даже в ванной. И чувствовала себя вполне счастливой. Впервые за всю жизнь.Потом был праздничный въезд в новую квартиру, небольшую, но очень уютную и красивую. Маша ходила по комнатам и ахала: зеркала, натяжные потолки, блестящая сантехника, всё непривычное, неожиданное, невероятное. Какие-то выдвижные ящики, прячущиеся в стенах, лазурная мозаика, цветы в голубых кашпо, под ногами, как летняя трава, мягкий ковёр. Девушка бросилась на шею Лу, покрывая его поцелуями.Лу. Лу-ка. Божество. Личный мессия. Рыцарь света. Боже Всемогущий. Заступник обиженных, утешитель скорбящих. Гуру магии и секса. Белокурый ангел во плоти.Маша никогда не читала его мысли: не смела, считала чем-то низким, недостойным великого Луки. Доверяла во всём и всегда. Заглядывала в рот, ловила каждое движение, впитывала всякое слово. Иногда, представляя, как на Лу напали, она в мечтах храбро спасала его, жертвуя при этом своей жизнью. А он смотрел на неё умирающую благодарно и с настоящей любовью.«Лишь бы жил он. Только бы жил. И любил».Когда Лу не звонил или задерживался, ревность порой жгла до самого сердца. Но Маша стискивала зубы и шла работать. Чертила руны и пентаграммы. Терпеливо отправляла души в иные миры. Отводила проклятия и наведённые чары. И глупая ревность потихоньку отступала.«Лу не такой. От него и парфюмом всегда только мужским пахнет».Они страшно скандалили, когда Лу сказал, что жить нужно отдельно. Он ничего не хотел слышать. Он был непреклонен. Маша запустила в стену хрустальную вазу, расколотила все африканские глиняные статуэтки. Она неистовствовала. Негодовала.«Оставить меня?! Чтобы гулять с другими? Никогда!»От звона и крика закладывало уши.– Мари, – в который раз повторял Лу, уворачиваясь от очередной тарелки, – всё ведь ради тебя... Я не могу рисковать твоей жизнью... Сама понимаешь, моя работа слишком опасна...А в него уже летела фоторамка, пепельница...