Что это вообще было?!
Явился, раздал указания и ушел. Смотрел только на меня, но вел
себя так, будто я пустое место и меня не существует. А остальные не
заметили в его поведении ничего странного. Или для них это
нормально?
До самого начала спектакля он так и не вернулся. Я видела, как
Теодор отозвал его в сторону, и они о чем-то долго беседовали. Судя
по выражению их лиц, разговор был серьезным и крайне неприятным,
что еще сильнее выводило меня из себя.
Все представление я сидела, как на иголках. Глеб находился
рядом, но ни разу даже не прикоснулся ко мне, хотя я ощущала на
себе его тяжелый взгляд. Его эмоции давили на меня, и я не
понимала, почему другие этого не чувствуют. Мне казалось, своим
присутствием он должен портить окружающим настроение, но все были
полностью зачарованы действием, развернувшимся на сцене.
Я тоже внимательно смотрела спектакль. По крайней мере,
пыталась. Напряжение не позволяло мне даже улыбнуться, когда
смеялся весь зал, а когда все плакали, выражение моего лица
оставалось каменным. В результате, я не запомнила ничего из того,
что происходило на сцене, и выходила из зала на ватных ногах.
От волнения меня снова начали мучить головокружение и тошнота, и
весь антракт я провела в уборной. А после спектакля Глеб, не
церемонясь, схватил меня за руку и выволок из театра, на ходу
прощаясь с родными, а потом запихнул в карету и увез домой. В тот
самый дом, в котором я очнулась в теле Инны месяц назад.
Там было темно и пусто. Нас никто не ждал. Слуг дома не было, и
от этого все внутри сжалось от страха. Если меня сейчас начнут
убивать, никто не придет на помощь…
Хлопнула дверь. Щелкнул ключ в замке. Путь назад отрезан.
Раздался голос Глеба:
— Кто ты такая и что сделала с моей женой?
Ну вот… Началось…
Я давно для себя решила, что, услышав этот вопрос, не буду юлить
и лукавить, а тут же во всем сознаюсь. В некотором роде я даже
ждала этого момента, ведь так устала притворяться той, кем не
являюсь, тщательно следить за словами, увиливать от вопросов, на
которые не знаю ответа, и постоянно что-то недоговаривать.
Однако, вероятно, страх и волнение повлияли на меня не лучшим
образом, пробуждая глупое упрямство. Поэтому, задрав подбородок, я
ответила:
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
Все еще оставалась надежда на то, что это глупый розыгрыш,
простая шутка удивленного внешностью жены мужчины. Но приглядевшись
к лицу Глеба, я поняла — он серьезен, как никогда.