— Все не так, как кажется. Когда я пришла в отведенную мне комнату и разложила вещи, меня отвлек внезапный стук по стеклу. Я подошла к окну и увидела там кучина. Так как он стремился попасть внутрь, я подумала, что он принадлежит моей соседке, поэтому со спокойной совестью впустила его внутрь.
Только сейчас, оправдываясь перед ректором, я поняла, как сильно сглупила. Драгхл! Какой же идиоткой я сама себе теперь казалась.
— Даже если я поверю вашим словам… — Рамир наклонился вперед и положил подбородок на переплетенные пальцы. — Неужели вы, доучившись до четвертого курса, не знали, что подобные существа обычно не являются питомцами учеников? Тем более не состоятельных, а… более скромного достатка?
Я потупила взгляд. Возразить было нечего. Имей я возможность перемотать время назад, ни за что бы не пустила тогда кучина внутрь! Но сделанного не изменишь.
— Я не знала, что у вас такое разделение на… богатых и бедных. Об этом мне рассказала Элиджи уже позже.
— Допустим, — кивнул ректор. — Тогда почему вы не сообщили о неучтенном госте секретарю? У вас была прекрасная возможность сделать это, когда вы пошли за бумагами к Раду.
И снова я почувствовала себя полной дурой. Ну как можно было настолько погореть? По всем фронтам!
— Я думала, что он уже сбежал к тому времени. Я просила Элли…
— Я знаю, — прервал меня Рамир Онофрэ. — Вы предложили соседке открыть окно и уйти из комнаты, оставив опасное дикое животное в общежитии без присмотра.
Если бы можно было пробить головой пол, я бы это сделала. Лишь бы исчезнуть из этого кабинета, уйти из-под тяжелого взгляда молодого ректора.
— Простите. Наверное, я просто еще до конца не пришла в себя. Слишком много потрясений за последние дни, я плохо соображаю, что к чему.
Ректор хмыкнул. Резко расцепив пальцы рук, он снова откинулся на спинку кресла и заговорил уже мягче:
— Хорошо, на первый раз я, так и быть, вас прощу. Ради моего друга Фараха, который очень за вас просил. Но имейте в виду, следующий прокол — и вы окажетесь на улице. Дважды повторять не буду.
Меня начала бить мелкая дрожь, выдавая взвинченные до предела нервы. Я могла лишь кивнуть, соглашаясь со словами мужчины. Он же теперь словно убрал с плеч тяжкий груз, перекинув его на меня, и даже лицо ректора просветлело. Посмотрев на клетку, а затем на меня, он сказал: