Менее чем через минуту костомеху
перерубили колено — то самое злосчастное левое колено, которое ему
когда-то перерубил и я. Он запрыгал в сторону на одной ноге, уперся
плечом, а затем спиной в ствол ближайшего дерева и не упал. Я
выскочил из кабины управления и отдал скелету команду на простейшую
самостоятельную оборону от нападающих. Какое-то их число он на
малое время свяжет боем, а дальше…
Дальше могла быть только смерть в
неравном сражении. Для него, меня, всех нас. Погиб один
волколатник, другой, третий. Люцифер, весь израненный, еле
держался. Айк ослабел и сильно замедлился. Предпоследний портал он
построил к укрытию Жюстины и убил воина, который вычислил и убил
ее; последним вернулся в лагерь, чтобы разделить общую участь.
Кажется, я чрезмерно расщедрился, посулив нам один шанс из десяти.
Ни одного из ста — это было бы вернее.
Напоследок я хотел только найти
Эгланана. Конечно, он и оставшись в живых не сумеет меня воскресить
для пыток и казни: у него магов не осталось, бояться нечего. Зато
если в драке с ним не я прикончу его, а наоборот, — что, кстати,
вероятнее, — то талисман «Месть мертвеца» реанимирует меня именно
для расплаты с главным виновником уничтожения «Гавани». Свеженького
и полного сил. Как раз тогда, когда Эгланан будет меньше всего
этого ждать. И мне представится случай действительно его убить. С
реальными шансами. Все равно ведь подыхать — так лучше сделать это
с наибольшей пользой.
Разыскивать эльфийского короля не
пришлось. Он сам меня нашел и криком дал знать окружившим меня
воинам и петам, что я принадлежу ему, и только его меч имеет право
прервать мое существование. Окей, папаша! Я рад, что наши интересы
совпадают. За исключением того, кто чье существование прервет. Но с
этим мы разберемся, правда?
Двадцать пять секунд, что оставались
до конца лимита на использование «берсеркера», ушли на яростную
рубку с бойцом, превосходящим меня на тридцать уровней. А потом
откуда-то сбоку вынырнул леший, переживший свою хозяйку и сумевший
незаметно подобраться к нам; а потом я приказал сражавшемуся еще в
одиночку костомеху метнуть в короля дубину, и скелет сделал это на
удивление точно; а потом…
Я не помню, что случилось потом. Но я
еле вытащил меч из пробитой насквозь кирасы Эгланана. Во-первых, я
совсем ослабел. Во-вторых, клинок застрял здорово. Он вышел из
вцепившейся в него чужой брони со скрипом и скрежетом, все еще
светясь голубым, и погас, точно мертвый. Эгланан упал, а я остался
стоять посреди догоравшей в лагере битвы. Еще до начала нашего с
королем поединка эльфы перестали спешить и ошибаться, начали
действовать четко и расчетливо. Поняли, что торопиться некуда, — мы
так и так обречены. Теперь отпали последние сомнения в этом, и мой
частный выигрыш не мог ничего изменить. Торн, два его сородича, Айк
— все тяжело ранены, все почти что при последнем издыхании. Как и
Люцифер. Как и я сам. Как пришедший мне на выручку леший…