— Потише, — пригрозил ему
Трубецкой.
— Да, конечно. Я забыл, простите. Все
на благо Империи. И ничего нельзя оставить себе. Ни бумажки, ни
монетки.
— Как строго, — саркастически заявил
я. — Никакой мотивации для участия, правда?
— За полтора рубля в месяц я рискую
каждый день своей шеей. Если помнишь, барон, мой друг погиб, спасая
тебя.
— Ты хочешь компенсацию за него?
— Тише, парни, — успокоил нас
Трубецкой. — Кажется, пришли. Давайте разберемся с этим обменом, а
потом уже поговорим о своих делах.
— Уж не беспокойся, — злобно
покосился на меня Эд. — Это будет мой самый выгодный обмен.
Схема оказалась зеркальной — нас
встречали четверо. Никаких форм, строгих костюмов. Самые обычные
куртки, джинсы и теплая обувь на толстой подошве. Чтобы не
замерзнуть, пока дожидались нас.
Четверка расположилась между двумя
массивными пикапами. Автомобили тоже были не новыми, да и
вместительными их назвать также нельзя. Из-за того, что я
представлял себе грузовики, набитые деньгами — а на что же еще
можно было менять наш груз? — восприятие ситуации изменилось от
киношного.
Еще издали я всматривался в людей. На
технику плевать. Важно то, кто и как будет встречать.
Прежде всего, никакого оружия не
виднелось: не торчали стволы, не выступали рукоятки пистолетов
из-под расстегнутых курток. Но все четверо стояли так уверенно,
словно за их спинами расположился целый отряд спецназа.
Я даже посмотрел вдаль, где за
тополями виднелись стены завода из красного кирпича. Но в руинах
никто не показался. Тогда я обернулся в сторону стоянки — и обратил
внимание, что мы прошли уже два полностью пустых ряда.
Если кто-то прятался, то делал это
очень хорошо. Или Трубецкой прав — мы действительно просто совершим
обмен и разойдемся.
— Какие-то вы нервные сегодня, —
вместо приветствия начал разговор один из «чужих», пока я
рассматривал шестиметровые пикапы. — Все в порядке?
— Да, в полном, — ответил
Трубецкой.
Время года сыграло свою роль — кто
знает, что прячется под куртками? К тому же вблизи четверка
встречающих оказалась взрослее. Каждому было слегка за тридцать,
широкоплечие, немного хмурые, но скорее равнодушные к
происходящему.
Вид их говорил: давайте уже быстрее,
и разойдемся по домам.
— А глазки бегают, — тот, что стоял
поближе, не вынимая рук из карманов, поворотом корпуса указал в мою
сторону.