- Переживу, - в голос проникают хриплые, чувственные нотки. Марьяна так близко, что я едва сдерживаюсь от желания усадить ее себе на колени. Или на стол перед собой. Чтобы, наконец, попробовать основное блюдо.
- Где больно? – приводит меня в чувство голос дочери. Марьяна резко отнимает руку, и я невольно тянусь за ней, как полнейший кретин.
- Вот тут, - встряхиваю головой, возвращаясь в реальность, и показываю пальцем на место ушиба.
- Пацалуй, и все плойдет, - Полинка переводит выжидающий взгляд на мать. Я смеюсь. Марьяна вскидывает ресницы, и меня омывает волной холодной ярости, плещущейся на дне её глаз.
- Мои поцелуйчики лечат только тебя.
- Посиму?
- Потому что, – не находится с ответом Марьяна и, щелкнув Полинку по носу, вновь прячется за банкой Бада.
В дверь звонят. Марьяна вскакивает.
- Кого-то ждешь?
- Что? Нет… Нет, вообще-то.
Не знаю, зачем, но я встаю и иду за ней следом. Чего я боюсь? Увидеть того, кто в телефонной книге Марьяны записан как Димка? Интересно, она ему ответила? Или сделает это, когда помеха в виде меня исчезнет? Скулы сводит, я закрываю глаза и слышу противный, слишком высокий голос.
- Привет! Я уж думала, вас еще нет! Все звоню, и звоню… А, Балашов, привет!
- Привет, Настя.
- Не знала, что ты вернулся.
- Как видишь…
Не люблю эту бабу. Несмотря на то, что она лучшая подружка Марьяны. Или как раз поэтому. Не знаю, почему, но я уверен, что эта завистливая сука настраивает мою девочку против меня. И пока ей это с успехом удается. В конце концов – они дружат с пеленок, а я… зарвавшийся урод с непреодолимой тягой к насилию. Так, кажется, она меня однажды назвала? И знаете, мне нечего на это ответить. Я действительно поступил с Марьяной как последняя мразь. Вот только если бы я, с какого-то перепугу, вдруг переключил свое внимание с неё на Настю, вряд ли бы та вспомнила о том, какой я засранец. В этом я уверен на все сто. Таких баб я на своем веку повидал очень много.
Бросаю на Марьяну последний взгляд и возвращаюсь в кухню. Вечер, который я так хотел провести в кругу семьи, накрылся медным тазом. Настю теперь отсюда пинками не выгонишь. Она же считает, что пришла подружке на выручку. Как бы ни так…
- Доела? – спросил у дочки.
Она кивает, ловко выбирается из своего стульчика и поднимает ручки вверх, требуя взять ее на руки. Делаю вид, что мне тяжело. Пыхчу и тужусь, сокрушаясь о том, что еще немного – и не смогу поднять её вовсе. Полинка смеется, прикрывая ладошкой рот, и мы возвращаемся с ней в детскую. Вечер безнадежно испорчен… Но все равно я рад возможности побыть с дочкой. Я соскучился просто смертельно.