Козима. Собственно говоря… я уверена, что он спит.
Бюлов. Сон артиста – тоже творческое напряжение. Гений трудится всегда: днем и ночью. Если сюда заглянет Рихард, он всегда найдет меня здесь, на посту. Коз, ты не могла бы все же завязать мне шейный платок?
Козима. Если тебе был нужен камердинер, не стоило жениться на дочери Франца Листа.
Бюлов. Ты часто бываешь ужасающе высокомерной, Коз. Ты умна, привлекательна, в тебе есть смелость и порода. Но что касается истинно женских качеств – сочувствия, нежности, тут, Коз, тебе чего-то не хватает.
Козима. И ты меня упрекаешь?
Бюлов. Да, Коз.
Козима. В том, что я недостаточно тебя люблю?
Бюлов. Как бы я хотел, чтобы это оказалось неправдой. Но ты недостаточно любишь даже Рихарда Вагнера. Ты уважаешь его, ты борешься за него. Но ты не отдала ему своего сердца. Рихарду нужна любовь, Коз, ты когда-нибудь задумывалась над этим?
Козима. Моя любовь?
Бюлов. Глупости. Но женщина иного склада, чем ты, почувствовала бы это. (Ложится на широкую тахту.) Его жена, ну, та старая певица, которая никогда его не понимала, живет в Дрездене, бедствует, на ладан дышит, но никак не желает умирать.
Козима. Придет же такое в голову. На Рихарда снизошла благодать, но как мужчина он стар и непривлекателен.
Бюлов. Конечно. Но непривлекательные старики поразительно часто пользуются успехом у женщин. Только мужской пол влюбляется в красоту.
Козима. А что любят женщины?
Бюлов. Ах, Коз, если бы знать!
Козима. Придет же такое в голову!
Бюлов. Неужели ты думаешь, что душа маэстро не испытывает никаких потребностей, но говоря уж о его, как ты знаешь, сильной чувственности. В этом он истинный саксонец. Хорошо бы помочь ему сойтись с женщиной.
Козима. Это мысль. Есть у тебя хотя бы малейшее представление, как должна выглядеть женщина Вагнера?
Бюлов. Видишь ли, я еще не решил.
Козима. Скажи мне, что ты выяснил?
Бюлов. Тебе в самом деле интересно?
Козима. Да, ты меня заинтриговал.
Бюлов. Часто, Коз, пытаясь расшифровать звуки «Тангейзера», я спрашивал себя: о ком из них он мечтает? Мечтает ли он о Венере с ее кипящими страстями, с неувядающей прелестью ее жаркой плоти, закутанной в легкий тюль? Или о такой близкой, такой ласковой, такой немецкой Элизабет?
Козима. И кто же из них?
Бюлов. Да, кто? Угадай.
Козима. Ну, конечно, дама-секретарь.