Иррациональный страх придал вампиру силы. Резким рывком Фегустин не только сбросил с себя противника, придавившего его к пышной жертве, но умудрился подняться на колени, однако затем ему изменила удача. Сильный удар кованого каблука в живот вновь повалил его наземь, а резво запрыгнувший на него сверху и оседлавший, будто коня, живой мертвец приставил к левой глазнице вампира острие ржавого пехотного стилета. Вампир забоялся пуще прежнего, ведь незнакомец не только почему-то жил, хотя должен был на усладу червям разлагаться в земле, он обладал не только небывалой для человека силой, но и знанием… он знал, почему-то знал, чем можно грозить вампиру. Одно резкое движение уверенной, совсем не дрожащей руки мертвеца, и тонкое квадратное лезвие стилета, выколов глаз, погрузилось бы в глазной канал и добралось бы до мозга кровососа. Фегустин не хотел умирать, поэтому тут же прекратил попытки сопротивления и затих, полностью отдавшись на волю победителя.
С виду враг был молод, не старше тридцати лет, хотя Фегустин не побился бы об заклад насчет его истинного возраста. Красивое, перепачканное грязью лицо сидевшего на вампире мертвеца не выражало ни злости, ни злорадства, оно вообще ничего не выражало, а мутные, стеклянные глаза смотрели как будто сквозь поверженного противника. Дыхание живого мертвеца было не сбившимся, абсолютно ровным, хотя даже вампир в ходе скоротечной схватки основательно запыхался. На лбу победителя виднелся уродливый шрам. Лат его сразу и не приметил под тканью надвинутого на самые брови рваного капюшона. Незнакомец молчал, и это лишь усиливало страх взятого в плен вампира, но наконец-то губы ожившего мертвеца разжались, и он неуверенно, как будто впервые в жизни что-либо говорил, произнес:
– Ка-а-а-ажель! – изрекли губы мертвеца со множеством побочных, причмокивающих и пришепетывающих звуков.
– Что? – изумленно вытаращив глаза, переспросил удивленный и оттого еще больше испугавшийся Лат.
– Ко-о-о-шель! – уже более внятно произнес победитель, а затем с жутким имперским акцентом добавил: – Давай… живо!
Фегустин не поверил своим ушам. Неужто странное существо (назвать человеком врага вампир не мог) напало на него лишь ради наживы? Однако, когда к твоему глазу приставлено острие стилета, которое вот-вот проткнет радужную оболочку, не до пререканий, будь ты хоть человек, хоть нежить. Вампиру было не жалко глаза, который через пару-другую ночей все равно восстановится и будет видеть еще лучше прежнего, но вот то, что затем лезвие углубится в череп, было кровопийце небезразлично.