После возвращения Якову потребовался длительный курс реабилитации у психолога.
Его маме – жене Семена Аркадьевича, вскоре, вполне удачно, сделали коронарное шунтирование, и все было бы хорошо, но сам пожилой человек, расслабившись после месяца тревожных ожиданий и жутчайших переживаний, был скошен инсультом и радовался уже тому, что тот не свалил его раньше, где-нибудь в дороге.
Долго, очень долго, но «медленно и верно», семья собирала свои силы воедино: работа с психологом со временем вернула Якова в нормальное жизненное русло, мать его после операции стала чувствовать себя лучше не бывает, да и Семен Аркадьевич сумел неплохо восстановиться после пареза левой половины тела, но вот играть на скрипке, как раньше, он уже не мог. Однако, психолог, к которому обычно направляют постинсультных пациентов, очень просила его не бросать своих занятий.
Семен Аркадьевич чуть не плакал, когда поначалу даже этюды для третьеклашек у него выходили коряво, со скрипом. Но невестка Ирочка, вплотную занявшаяся его лечением и восстановлением, не давала расслабиться ни на минуту, и через какое-то время звуки, извлекаемые из инструмента, стали походить на музыку, пусть простенькую, для малышей, но и это было уже значительным успехом.
Невестка Семена Аркадьевича перевелась со службы в колонии в обычную районную поликлинику, потому что, по ее собственным словам, боялась ненароком прибить кого-нибудь из бандюганов после случившегося с ее мужем. На самом же деле она бросила все свои знания и умения на то, чтобы привести в порядок здоровье своих близких.
Пусть с горечью, приправившей после известных событий сердца четырех родных людей, нарушенное однажды мирное течение их жизни продолжилось…
«Не хочу. Ничего не хочу… Отстаньте… Все… – с трудом удерживал в голове обрывки мыслей Михаил или Мойша, как иногда в шутку называла его мама, а с недавних пор еще и Михайло, по версии вновь обретенных друзей. – Мысли! Ох уж, эти мысли… Ну, сколько ж можно-то? Не хочу!»
Похоже, отпускало. Еще недавно одержимость радостью уничтожения всего и вся замещала боль, а полное отсутствие каких-либо дум освобождало от необходимости осознавать сотворенное…
Но вот опять… Они пришли… мысли…
Михаил хорошо знал, что вот-вот… и взорвется болью тело, но еще большей болью отзовется-заноет душа.