Ну да, и Вознесенье хороший праздник был. Взрослые друг к другу в гости ходили, песни пели, а мы, девчонки, кукушку хоронить отправлялися. Соберем денег, конфет купим, пряников и пойдем ватагой за этой кукушкой на Петлин луг… И какой же он прекрасный был, на нем же столько цветов разных цвело, счету нет! Ищем-ищем в траве кукушку, найдем, наконец, выроем это растеньице…
Да корень у него был… ну, как человечек какой! Человечек и все тут. Нарядим эту кукушку в платье, в фату и станем хоронить. Похороним, придем домой, а ребятишки отроють, прибягуть следом, расскажуть, а бабки ишшо зашумять на них: какой грех то, мол, вы сотворили! Вот нам и опять надо её зарывать.
Потом Троица подойдеть, наш девичий праздник, и к нему обязательно всем девкам белые платья шили с разными бантами, а в хаты убирали березовыми ветками, они ж как раз к тому времени только-только распускалися и такой запах от них стоял!.. Светлый, радостный праздник был. А за Троицей – Тихоны подходили, потом – Петров день, Ильин день, Большой Спас… это когда яблоки можно было убирать. Так что сколько ж праздников праздновали!..
А что после революции…
После революции расправилися с ними… как и с буржуями. Помню, тогда я уже снова на фабрике работала, было голодно, холодно и как раз Пасха ранняя подошла. Но приоделися мы, в церковь сходили, приходим домой, глядим: бяжить с другого края деревни Наташки Моськиной сестренка:
– К нам солдаты пришли! Наташку забирають!
Гляжу, и к нам идуть с винтовками за плечами:
– Почему на работу не пришла?
– Праздник же, – говорю. – Как же?..
– Значит, молилась? В церковь ходила? – заорал один! – Теперь праздновать будешь тогда, когда советская власть тебе назначит! Ну-ка, собирайся.
Вот и повели нас с Наташкой.
Как куда?
Да в тюрьму. В ту самую, которую после революции распустили. Привели, посадили… Комнатушка, правда, как и комнатушка, не такая уж и страшная, лавочки вдоль стен стоять, стол посередке, только на окошке – решетка. И вот как дали мы там реву! Уж так ревели, так кричали, часа два, должно.
– Будете еще молиться? – опять какой-то солдат вошел.
– Не-е, не будем, дяденька.
– Ну, тогда идите. Пока отпускаю вас.
Выскочили оттудова опрометью да домой! Прибежала я, а мамка:
– Чего зареваная такая, били тебя чтолича?
– Да не били, мам! А в тюрьме мы посидели!