После военного руку и сердце предлагал профессор физик. От него узнала, что скорость света, представляете, триста тысяч километров в секунду, и, по словам Эйнштейна, она была конечна, но ученые в Принстоне, пропустив через сверхохлажденный цезий лазерный луч, достигли такой скорости, которая была быстрее скорости света, что противоречит второму постулату теории относительности Эйнштейна.
Я смеялась над ним, говорила: «Хотите понять устройство мироздания, читайте Библию». Не слушал. По поводу второго постулата объяснил, что полторы тысячи лет, если совсем точно, то тысячу шестьсот лет мы жили по понятиям о вселенной, открытым Птолемеем, затем триста лет жили по системе, рассчитанной Ньютоном, а с 1905 года живем по научной системе Эйнштейна, по теории относительности. Вообще-то их две. Это мне тоже он рассказал. Я бы своим умом не додумалась. Две. Общая и специальная. Общая, как ни странно, сложнее специальной и позволяет строить модели вселенной. От него же. Не от Эйнштейна, а от профессора своего я узнала, что в 1920 году Сан Саныч Фридман рассчитал и доказал, что пространство и время, то есть наша вселенная, возникла из точки максимальной плотности. Она взорвалась и распалась на элементарные частицы. Стала потихоньку остывать, складываться в молекулы и атомы, создавая, таким образом, наш многообразный мир. Что, скучно? Вот и я все слушала, слушала, и решила, что мне скучно. Профессор меня любил, но еще сильнее любил он свою науку. И я сказала ему, чтобы ехал он в свой Принстон, там искал своего счастья.
Затем ко мне посватался певец контр-тенор. Пел фальцетом, исполнял женские партии в шутливых спектаклях. Обладал всеми теми качествами, которые я ненавижу в мужчинах. Когда наступили «лихие года», то певца из театра выгнали, и бандиты назначили его директором магазина по продаже кожаных изделий. У него история развития кожаных изделий начиналась со слов Бытия: «И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их». То есть подразумевалось, что коль скоро из Рая, понимай, из театра, выгнали, то ходить надо только в кожаных изделиях. «Ходить в коже, жить широко, щедро, – повторял он чужую глупость, как самые мудрые слова, – это на данный момент правильный тон, высокие манеры».
Бывало, как выйдешь во двор, у подъезда его машина стоит, и он рядом. Зазывает в ресторан. Обещал подарить колечко с бриллиантом. Говорил, что уже купил. Да, все никак, во время встреч, колечка с ним не оказывалось. Так и не передал. Застрелили его прямо в машине, а вместе с ним и девушку, сидевшую рядом. Я тогда подумала: «А ведь на ее месте могла бы оказаться я». И стало страшно.