– Ой, батюшки! – тётя Шура подскочила, как ужаленная. – Я и забыла совсем, я же корзинку в прихожей оставила!
Старушка опрометью двинулась к двери, через минуту она уже стояла около стола, вынимая съестное из корзинки.
– Я утром хлеба напекла, вот и пришла пораньше, думала, пока горячий, надо отнести. А ещё кролика вчера потушила с луком, как ты любишь, Кать, и картошечку пожарила. Садитесь и вы, Максим Алексеевич, позавтракайте!
Тётя Шура взяла скамейку, поставила около кровати, отложила на тарелочку еды и подала Кате. Сама села рядом, чтобы поухаживать за больной.
Максим взял кусок хлеба и начал с отменным аппетитом кушать принесённую еду.
– Очень вам признателен, Александра Степановна, такой пищи как у вас, я уже много лет не ел. Настолько она вкусная, сытная, но, самое главное, натуральная. У меня такое ощущение, будто я в детство попал, моя бабушка так же готовила!
Тётя Шура залилась румянцем, как девочка, от таких комплиментов.
Катя поднялась повыше на подушки, взяла с тарелки кусочек хлеба и начала потихоньку кушать.
Проглотив пару кусочков кролика, Катя обратилась к старушке:
– Тёть Шур, поставь, пожалуйста, чайник! В горле всё саднит, а кролик – просто прелесть, и когда ты всё успеваешь, я удивляюсь?!
Позавтракав, все сидели с кружками в руках и пили ароматный чай с мёдом. Катину ногу положили на подушку поверх одеяла, чему она была безмерно рада, так как нога за ночь затекла, и шов на ней больно стягивал кожу.
– А как ваша рука, Максим Алексеевич? – вдруг спросила тётя Шура.
– Нормально, спасибо. Катерина перевязала правильно и вовремя. Грязь могла попасть, тогда бы заживала долго.
– Ну да, теперь у нас тут лазарет для раненых! – усмехнулась Катя.
Церемонию «светской беседы» и чаепития неожиданно прервал стук в дверь. Не успела Катя спросить, кто там, как дверь открылась и на пороге стоял дед. Лицо его было очень хмурым, а в глазах читалась тревога.
– Что с тобой, Тимофей? – первой спросила тётя Шура.
Дед снял шапку. Руки его тряслись, он стоял молча, точно истукан. Все напряглись в ожидании ответа.
Тётя Шура подсочила к нему и стала громко кричать:
– Да что ты, дед?! Что ты стоишь, как глухонемой? Язык отсох, что ли?
– Там это, – начал запинаться дед: – там Маша!
Не успел он договорить, как тётя Шура и Максим вылетели на улицу. Дед так и стоял с шапкой в руках и поникшей головой. Этот суховатый, седой старичок с морщинами на лице, повидавший жизнь, в тот момент был похож на беззащитного ребёнка. Катя всё поняла и начала громко плакать. Самое обидное, что она не могла так же, как все остальные, быстро пойти к бабушке Маше.