– Да-а-а… Быстро же ты «переобуваешься»! – протянула Катерина.
Тут на пороге появился дед, в руках он держал старые костыли.
– Давай примерим, дочка, я один отремонтировал чуток, они, кажись, тут с войны лежали, дряхлые совсем!
Максим взял её за руку, помог подняться с кровати. Дед стоял с костылями, помогая ей на них опереться. Катя осторожно сделала шаг вперёд, раненая нога свисала как плеть, Катя боялась на неё наступить. Максим, убедившись, что всё нормально, обратился к деду:
– Ну вы тут сами без меня разберётесь, я побегу к старушкам, ещё очень много дел!
Максим прихватил лекарство и быстро вышел за дверь. Катя с дедом потихоньку с передышкой доковыляли до дома бабы Маши. Пока шли, условились про дедову тайну не разговаривать пока, потому как не до этого сейчас. Это деда от стресса нахлобучило, вот и решил сразу всё выдать, будто тоже помирать собрался. А пока шли, думали, где могилку копать надо, но самая большая тревога была за тётю Шуру. Ясное дело, мёртвым уже всё равно, а вот живым очень помощь нужна, особенно в такие минуты.
Тётя Шура сидела, как застывшая скала, уставившись в одну точку, казалось, она смотрит в пустоту, так как зарёванные красные глаза абсолютно ничего не выражали. Не поворачивая головы, она обратилась к Кате:
– Она тебе дом свой завещала, будешь тут жить?
Катя, хромая на костылях, подошла к женщине, обняла её и заплакала. Тётя Шура, выйдя из ступора, обняла Катерину и тоже разрыдалась в голос, причитая о том, как они ходили, любили, жили, и вот теперь она осталась одна. Вдоволь наревевшись, решили, что надо собраться с силами и проводить бабу Машу как положено. Деда отправили за гробом и священником в соседнее село, сами развели костер за домом, набрали ключевой воды, поставили греть.
Катерина сидела на скамейке, присматривала за костром, тётя Шура искала чистые одежды для погребения. Мария Ильинична померла внезапно, тихо и мирно уснула и больше не проснулась. Просто сердце остановилось во сне. Всем бы так помирать, – подумал дед, когда утром принёс ей свежей рыбы. Старушка, как игрушечная, лежала на своей кровати, скрестив руки на груди, лицо её было безмятежным. Подле неё на скамейке стояла икона Казанской Божьей матери, тут же горела свечка. Максим готовил лавку для омовения усопшей. Через два с половиной часа подъехал дед на своей истрёпанной «Ниве», следом за ним появилась «Газель». Батюшка сам на газели привёз гроб и крест, а также прихватил с собой двух прихожанок. Женщины в чёрных платках и юбках до пола, перекрестившись, вошли в дом. Начали помогать готовить еду для поминок – батюшка и об этом позаботился, с собой они привезли продукты. Бабу Машу отнесли в баню, обмыли, одели, положили в гроб. Затем Максим, батюшка и дед вынесли гроб на улицу и поставили на лавку. Тётя Шура в хлопотах немного отошла от горя. К вечеру Марию Ильиничну похоронили. Сначала сидели, поминали у неё дома, потом батюшка и прихожанки уехали, и Катя позвала всех к себе. Очень уж она устала, хотелось полежать, нога нещадно ныла. На том и порешили. Дед нёс костыли, Максим нёс Катерину, тётя Шура с корзинкой и Хани семенили сзади. В эту ночь никому не хотелось оставаться один на один с самим собой. Все они не хотели думать о том, что сегодня произошло. Мёртвое – мёртвым, живое – живым.