- Ну, я же двадцать лет, пока ты кони не двинешь, не могу жить
совсем без этого? Это ж все работать перестанет. Оно тебе
надо, Дарина? Или сейчас отошлешь и приходить запретишь? – от
злости или обиды у него побелели и дрожали ноздри.
- Ты все же нашел бы себе кого, Юрас, и женился. Это
ненормально, согласись – так жить. И правда – осторожнее там, -
покачала я головой.
- Ненормально – это когда пару отбирают. И я оттуда дурака
одного вытаскивал, сам не хожу.
Юрас, угрюмый, как туча, встал с травы. Поднял за руки меня.
Спросил, не отпуская моих рук и глядя в глаза:
- Что, тебе совсем все равно - с кем я, где я? Жив ли
вообще?
- Ну, что ты говоришь такое? - сжалось сердце от жалости, - мне
бы так хотелось, чтобы у тебя все было хорошо! У меня тогда камень
с души спадет. И ты не чужой мне - сколько раз жизни друг другу
спасали. Если тебе нужно ходить туда, чтобы сохранить мужское
здоровье, то ходи. Но, правда – семья лучше.
- А моя семья – вот она. Я бы тех, кто все это перемешал, сам бы
с землей сравнял. Я сказал, что буду тебя ждать, значит – буду.
Отогреваться стану душой рядом с вами хоть изредка. А если все же
встречу кого - кто знает, то тебе первой скажу, - развернулся он к
Владу, - а ты сам? Тоже три года бобылем жил? Сомневаюсь…
Влад крутнулся, кулак полетел в лицо Юрасу. А потом, не успела я
выдохнуть судорожно втянутый в себя воздух, оба замерли, как
статуи. Блестя серебряными глазками, к нам враскачку топал Мир.
Подошел, обнял за ноги Влада.
- Батя, низзя, мама р-ругать будет. На… - тянул ручки, требуя
взять себя. А батя не шевелился. Охнула тетя. Я дрожащим голосом
просила: - Сынок, они больше не будут. Я их сама поубиваю, если
что. Скажи, чтоб сели, хорошо?
Мир тряхнул за руку Влада, сказал садиться. Тот сел, потрясенно
глядя на застывшего Юраса. И того тоже посадили.
- Дела-а, – протянул Юрас, потирая щеку, до которой так и не
долетел кулак, – вот это я понимаю – командир растет. Дарина,
поехал я, наверное. Еще неделю буду в столице и обязательно заеду.
И не раз, – глядя на Влада, он спокойно встал, развернулся и ушел к
коню.
А Влад глухо сказал: - Я передумал тогда, опомнился. Бросился
вдогонку за тобой. Я и пятерка стражи, как всегда. На середине пути
на нас напали. Тринадцать человек. Я уже и забыл, когда на дорогах
разбойничали, а тут будто со всего края их собрали. Пока
разобрались с ними, пока связали... Потом перевязывал раны своим,
все почти тяжелые… Мне досталось меньше других – собой прикрывали.
Один из пленников – степняк… Дальше я кинулся за подмогой, послал к
тебе, а сам свалился. Когда пришел в себя, мне доложили, что
вырезаны все в том доме... все, что с тобой были – все пятеро. А
тебя нет... нет тебя там! И нигде нет! Мы их взяли, только пока
нашли, пока понял, что тебя они не… что ты ушла сама… Что же
творилось с тобой тогда, если даже я так запутался? Зачем это все,
не вижу смысла, не понимаю, если дети мои? Прости меня за то, что
сам тогда решил за нас. Если сможешь когда-нибудь…