Я подняла голову и посмотрела на всех по очереди. Тарус смотрел
на Влада, а тот – на него, обдумывая слова старого ведуна. Качнул
головой, соглашаясь. Старик кышнул на меня и я послушно отошла к
окну. Влад принял клятву и поклялся сам. Потом сел в кресло и
протянул ко мне руки, и я вернулась к нему на колени, обняла его за
шею. Старик продолжил:
- Я вижу, что все у вас хорошо. И не хочу, чтоб наш разговор
разрушил это хорошее, настоящее между вами. Держите себя в руках.
Нужно поговорить, необходимо…
Влад, я сейчас скажу тебе… ты должен знать, что никогда не
станешь отцом, сынок, никогда…
Я замерла, а сердце застучало быстро-быстро. А Влад будто
закаменел. Вдохнул шумно воздух, задержал дыхание и глухо
проговорил:
- Догадывался. Дарине сказал еще до обряда.
Я быстро погладила его по руке и открыла рот... а он сжал мою
руку, не давая говорить. Но я упрямо выпрямилась на его коленях и
заявила:
- Будут! Вам не все дано видеть. Дети будут – мальчик и девочка!
Я видела, поняли? Видела! – меня просто трясло от злости и обиды за
него!
- Влад, что ты сделал когда-то давно? Скажи, сынок, нам нужно
знать и она тоже должна. Ты ведь догадываешься за что наказан?
Я почувствовала, как по телу мужа прошла короткая судорога и он
уткнулся лбом в мое плечо. Я молча обнимала и гладила его по
голове. Через малое время он поднял голову и заговорил, глядя мне в
глаза:
- Мне тогда было семнадцать. Только-только во вкус вошел.
Девочка… моего где-то возраста. Силой не брал, забегал к ней - она
давала знать, когда матери дома не будет. Потом понесла от меня. Я…
заставил скинуть ребенка. Мать была ведунья. Ей она не сказала,
побоялась. Пошла куда-то… что-то не так сделали и она умерла. Прямо
там.
Влад отвел от меня сухие, горячечно блестевшие глаза и посмотрел
на ведуна.
- Мать нашла меня, когда я был один. Не сказала ни слова, просто
вонзила нож себе в сердце. Мы с друзьями тайно унесли и щедро
заплатили за обряд погребения. Я… только сейчас… понимаю – зачем
она...
- Да-а…дела… сильная месть. Могла ведь сделать на смерть, но не
стала - отомстила страшнее. Это только она могла снять, потому и
убила себя. А чтобы ты понял когда-нибудь, что надежды нет – убила
себя на твоих глазах. Чтоб знали мы, что это не снять… Я и
подозревал что-то такое.
Душу мою медленно заполнял какой-то дикий, животный страх! Я
совсем по-другому, иначе, чем раньше, вспоминала то, что случилось
с Велием. Тому сделали на смерть... Могут так, а могут и иначе…
Сейчас я по-новому осмысливала ведовские возможности, осознавала их
могущество, ясно понимая, что Сила может быть не только доброй,
лекарской, а и злой - злой беспредельно. А может ли это зло быть
справедливым? Мне нужно будет время потом - обдумать все это.
Затаясь в объятиях мужа, я ждала еще более страшного. А старик
продолжал: