— Согласен, я в своем мире тоже был Ван-Хельсингом, чистил бренный
мир от монстров.
— Тебе приходилось убивать демонов?
— Нет, но иногда мне казалось, что я сам демон… Есть план как
отсюда выбраться? Это же твоя тюрьма?
— К сожалению стены и решетки я построил настолько крепкими, что
они могут удержать любого монстра.
Я вспомнил про Каллина и Элла:
— Где-то в городе у меня остались друзья, они должны спасти
нас.
— Спасти от кого? — Мирольд расхаживал по камере гремя цепями. —
Фирон наверняка убедил народ, что все мертвы, и свалил вину на
кого-нибудь из нас, например, на меня. Люди не знают, что Дионис и
есть зло… Они все также верят ему, и когда он остался единственным
монархом на всем Великом материке, пойдут за ним хоть на край
света. Сильный правитель - надежда и опора народа. Люди хотят
ощущать себя в безопасности, даже если это им будет стоить частицы
свободы.
— Для чего Фирон оставил нас в живых? Возможно, мы единственные кто
знает его тайну…
— Для меня это тоже загадка, но демоны никогда не делают что-то
просто так. Значит, мы входим в его планы. Возможно, он хочет
использовать наши тела, как тело Диониса… Мы видные политические
фигуры и можем ему пригодиться.
По гулкому коридору раздались шаги. Тень от настенного факела
затрепетала. Перед решеткой выросла пузатая фигура стражника. Он
швырнул сквозь прутья два куска засохшего хлеба.
— Ужин, господа! — на его красной морде, изрытой следами порока,
застыла презрительная усмешка.
— Я твой правитель, принц Мирольд! Разве ты не узнал меня?
Немедленно освободи нас.
Стражник оскалился гнилым зубами и пробурчал:
— Больше я не твой подданный, я служу великому князю тьмы… Он
раскрыл мне глаза, а вы будете подыхать здесь медленно, как
навозные черви на палящем солнце!…
— Штопанный крот! — плюнул я. — Фирон промыл мозги тюремщикам.
Теперь они его марионетки.
— Если ты поможешь нам сбежать, — вкрадчиво проговорил принц. — Я
дам тебе столько золота, что твоим внукам еще хватить жить
безбедно.
— У меня нет внуков, и я ненавижу детей, — морду стражника
перекосило, будто он говорил про нечто мерзкое.
— Ты можешь сам купаться в золоте, и обеспечить безбедную старость
родителям, — продолжал искушать Мирольд.
— Своих родителей я убил, когда мне было четырнадцать. Папаша был
рыночным пройдохой и пьяницей, а мать путалась со всем отребьем
Кирона. Мои родители никчемные и жалкие людишки. Никогда не жалел,
что избавился о них.