- Не хочешь говорить, не надо, - будущая Ан-далемм покачала головой, аккуратно заправила за ухо спутанную прядь, - мечтаю о ванне. Надеюсь, там, в Хеттре, мне дадут помыться? Вы вообще моетесь?
- Моемся, - угрюмо ответил Уннар-заш, - мы ж не звери какие.
Она хмыкнула.
- Хотелось бы в это верить, очень хотелось бы.
Затем решительно сняла с шеи медальон, протянула ему.
- Вот, возьми. Раз уж я буду сидеть во дворце, тебе это понадобится.
Ну вот. Опять за свое.
И не то, чтобы он не хотел помочь Ан-далемм. Просто не верил в то, что одинокая женщина может выжить в степи.
Уннар-заш поймал ее взгляд – и было в нем столько отчаяния и немой мольбы, что он протянул руку.
Ладонь защекотало приятным холодком металла.
- На шею повесь, а то потеряешь, - усмехнулась женщина, - так что, ты обещаешь помочь мне?
И снова он повиновался, чувствуя, как при этом наливаются жаром щеки. Вот же глупость! Внезапно он начал краснеть перед бабой, словно мальчишка.
- Я уже сказал, что попробую, - проворчал Уннар-заш, - но не обещаю, что найду. Она могла погибнуть.
- Мне кажется, она где-то рядом, - прошептала Ан-далемм.
Она выпуталась из одеяла, поднялась на ноги и потянулась. Уннар-заш подумал о том, что никогда еще не видел столь занятной одежды, которая бы облегала тело как вторая кожа. Надо сказать, совершенно бесстыже и неподобающе. И материал – светлый, серебристый, гладкий. Так и хотелось его пощупать, рассмотреть поближе…
- Здесь красиво, - сказала Ан-далемм и зевнула, прикрывая рот узкой ладонью, - однако, неуютно. Непонятно, на кой меня сюда вообще понесло…
И замерла, задумавшись.
А спустя мгновение на них напали.
Уннар-заш успел рвануть меч из ножен и толкнуть на землю свою Ан-далемм. Клинок прочертил сверкающий в лунном свете путь, чиркнул по шее ближайшую тень – в ночь плеснуло темным глянцем. Уннар-заш успел бросить взгляд на женщину, в память врезалось ее неестественно-белое, меловое лицо. Сразу двое бросились к ним из темноты, первого Уннар-заш удачно пнул под коленную чашечку, второго отшвырнул назад блоком, от которого болезненной судорогой скрутило руку до плеча. Скрипя зубами, он рубанул наискосок, рассекая грудь упавшего. Ан-далемм что-то крикнула, он развернулся, одновременно уходя вбок, но… опоздал.
Осознание того, что уже ничего не исправить, пришло вместе с обжигающей волной, поднимающейся из живота. Еще. И еще. Качнулось небо. Луна размазалась по тьме и исчезла из поля зрения. Уннар-заш инстинктивно зажал рукой раны на животе, пальцам стало горячо. Кровь выплескивалась вялыми толчками, и он вдруг с ужасающей ясностью понял, что - все. Больше ничего не будет. Он не привезет Повелителю Ан-далемм, он не будет прощен, он никогда не покинет рубежи Зу-Ханн. Вместо этого он сдохнет как гиена посреди пыльной, изнуренной зноем степи, и смерть эта будет мучительной. Перед глазами стремительно собиралась черная пыль. Но в самый последний миг, перед тем, как ее покров сомкнулся над ним, Уннар-заш увидел лицо Дей-шана. Тот ухмылялся.