Из Никаниэля будто выдернули
стержень. Отчаяние и усталость прошедших дней разом навалились на
него. Его ноги подкосились и сознание покинуло принца.
– Похоже ее душа все-таки покинула
пределы Альйона. – было последним что он услышал, проваливаясь во
тьму.
***
Никаниэлю снилась Элельен.
Ее звонкий смех, ласковая улыбка,
прикосновения тонких, нежных пальцев. Снились долгие прогулки по
дворцовому саду, попытки спрятаться от назойливых фрейлин, милые
записочки, передаваемые через доверенных слуг. Первые робкие
поцелуи, а потом и более страстные. Поездки на лошадях. Совместное
любование звездным небом. Снилось все то, что они так любили делать
вместе.
Во сне Ник был счастлив. И тем
печальней стало его пробуждение.
Он лежал на шелковых простынях
огромной кровати в своих личных дворцовых покоях и не желал
открывать глаз. Его тянуло обратно в мир грез, где они снова были
вместе. И абсолютно не хотелось возвращаться в реальность, где
ее больше нет.
– Сын, я вижу, что ты уже проснулся.
Я глубоко сочувствую твоей утрате. Весь народ Эльфхейма скорбит
вместе с тобой, – голос Талириона Сердце Леса был полон
неподдельного сострадания, – но я хочу лично от тебя услышать, что
там случилось.
Нехотя открыв глаза, Никаниэль
посмотрел на правителя всех эльфов.
Длинные, прямые, серебристые волосы,
чуть заостренные черты лица, ровная осанка – он выглядел так,
сколько Ник его помнил. Казалось время не властно над королем, и
тот застыл где-то в районе трехсотлетия. И только тонкая цепочка
морщин на лбу и глубокий, полный мудрости и жизненного опыта взгляд
светло-оливковых глаз выдавали в нем личность, перешагнувшую рубеж
в восемь с половиной веков.
Чуть поправив серебряную тиару в виде
венка из листьев, Талирион повторил:
– Ник, что произошло?
Глубоко вздохнув и собравшись с
мыслями, несчастный эльф подробно пересказал отцу все, что
случилось в тот злополучный день. Он говорил и говорил, не забывая
вставлять в повествование свои мысли и предположения, и, с каждой
минутой, его голос обретал все большую уверенность. А под конец
истории к золотым глазам принца даже вернулся блеск жизни, будто,
выговорившись, он обрел частичку былой уверенности.
Когда Никаниэль замолчал, король
некоторое время сидел в тишине, обдумывая услышанное. Затем,
стряхнув невидимую пылинку с изумрудного кафтана, он произнес: