Пятясь задним ходом, я видел, как подбегают новые группы ряженых, неся плакаты и лозунги. Ненависть выплескивалась в аршинных буквах, веселая и опасная. Грубо намалеванные рисунки изображали, в основном, нашу планету. Здесь зубастые монстры с надписями на лбу, не менее известными людям, чем имена Христа или Будды, но обозначавшими лишь компьютерное божество или мировую империю трикотажа, выгрызали куски из земного яблока. Там – бугристая ручища смахивала с Земли Парфенон и Тадж-Махал, другая же лапа на очищенный бок лепила фирменные этикетки.
Свернув, наконец, в улицу Густава Климта, а оттуда – на засаженный старыми акациями бульвар Людвига Баварского, я подумал, что и впрямь сочувствую демонстрантам, надевшим наши старые национальные костюмы, дабы этим противостоять всемирному обезличиванию. Конечно, у подножия фирм-титанов, засыпающих Гвинею и Лапландию одинаковыми кроссовками, кетчупами и мыльными операми, суетились еще какие-то группочки, пытаясь сохранить все цветение народной и личной жизни. Но духу человеческому приходилось все хуже. Не говоря о трех четвертях землян, чьи мысли не простирались дальше завтрашнего обеда, а тела были истощены тупым трудом, – относительно сытые «счастливчики» день за днем привыкали к жизни биороботов. Их учили молиться лишь на успех и удачу, обожать дутых идолов спорта и видео, испытывать оргазм от покупки новых вещей. Религии и обычаи, наследие безмерно древних культур Запада и Востока, святость и рыцарство, верность и целомудрие, личная неповторимость, – все подминалось и расплющивалось корыстью. Франциск Ассизский и доктор Фауст, Мария Волконская и Жанна д’Арк – все они нынче были бы осмеяны, объявлены психопатами. Плодились только добытчики, безмозглые, бессердечные и… пугающе одинаковые.
Задумавшись о мрачном, я едва не влетел в угол чугунной ограды, за которой в маленьком парке высился желто-розовый особняк нашего института. Вывернув руль в последний момент, я подъехал к растворенным воротам. Дом строился в начале прошлого века для семьи процветающего адвоката: кто мог знать, чем однажды начинят трехэтажку с лепными карнизами, островерхою башенкой на черепичной крыше и выпуклыми эркерами?..
Пробежав под липами и одолев четыре ступени перед входом, я приложил пальцы к сенсорной пластине на резных, с витражами дубовых дверях. Охранник в вестибюле приветствовал меня, взяв под козырек. Делом минуты было взбежать по ковровой лестнице на второй этаж и войти в машинный зал.