Но двое, не дав времени на размышление, уже подошли вплотную. Один как бы невзначай перекрыл путь отступления по тропе, другой встал между Маклаковым и зарослями – чтобы художник не рванул напролом в кусты. Открытым для мастера остался только проспект – продолжение междугородного шоссе; по нему, обдавая рёвом и рвущимся ветром, проносились ничем не сдерживаемые машины.
– Интересно, – чуть шепелявя, сказал второй, щуплый, со взъерошенным чубом и нарочито наивными глазами, – интересно, что будет с человеком, которого ударит на полном ходу пятнадцатитонная фура с мясом?
– С мороженым мясом, – шутовски серьёзно уточнил блондин.
– Мясо внутри, мясо снаружи! – объявил, назидательно подняв палец, щуплый в кожанке.
– Он будет распят на радиаторе, как самая выразительная из автомобильных эмблем, – предположил джинсовый.
– Нет, ударом он будет отброшен, – уже с переломанными костями и сорванными с места внутренностями.
– А потом по нему проедутся колёса, колёса! – почти пропел радостный блондин и даже в ладоши хлопнул.
– Что вы… что вам от меня… – только и сумел выдавить из себя Маклаков.
Залитые сумрачным багрянцем, лица двоих изменились. У блондина вдруг страшно раздулось горло, слилось с подбородком; вздутие захватило щёки, и на вырастающем вперёд кожистом пузыре понеслись к мастеру губы, будто норовя прильнуть в чудовищном поцелуе. Щуплый же преобразился по-иному: вертикальная щель глубоко раздвоила его подбородок и рот, достигла носа; нижняя часть лица разомкнулась, точно щипцы, и стала двойным набором серповидных жвал. Над ними выкатились из орбит глаза, – свирепые, лишённые век и ресниц, – и тоже устремились к Маклакову, ибо сидели теперь на концах складчатых хоботков…
Кажется, и тела двоих претерпели некие жуткие изменения, – но мастер уже ничего не соображал, не осознавал… Блондин замотал своим лицом-пузырём, размером с большую дыню, издавая при том гнусавые звуки «бу-бу-бу»; щуплый защёлкал жвалами… Они не трогали Бориса Анатольевича, не прикасались к нему, – но дело было сделано. Ослепнув и оглохнув от ужаса, художник помчался через проспект, под прямым углом к налетавшему серебристому рефрижератору…
– А между прочим, я был прав, – вернув себе человеческий облик, сказал щуплый. – Их отбрасывает на дорогу, а потом…
– Ну, так с меня пиво, – пожал круглыми плечами блондин, и оба дружно отправились в кафе.